Мир растений: Рассказы о соснах и можжевельниках, орляке и кукушкином льне, сморчках, опенках, мухоморах, морской капусте, пепельнике и многих других редких и широко известных растениях - Алексей Всеволодович Смирнов

как в опытной трубе. Значит, все цифры, которые дала труба, пустая трата сил и времени. В природе все идет по-иному.

Противоречие разрешилось довольно легко, когда Шренк проверил влажность мокрого кустика уснеи в трубе. Не успел шторм и минуту прогудеть, как кустик совершенно высох. Он, наверное, еще раньше высох и стал таким же прочным, как до намачивания. Поэтому и не оторвался и опыт дал ложный результат. В природе шторм почти всегда сопровождается ливнем. Нити на ветру не высыхают. Напротив, они еще больше намокают, и вихрям с ними справиться легко.

Дальнейшая судьба летящих нитей зависит от того, куда попадут. Если на хвойное дерево с короткой хвоей вроде наших сосен и елей, то ниточка уснеи зацепляется за хвою, а когда утихнет дождь, высыхает и скручивается. На длиннохвойных и лиственных деревьях бородачи укрепляются с большим трудом. Разные ветви ниточки скручиваются каждая по-своему. Они касаются соседних веточек, высыхают и снова намокают. При каждом высыхании и намокании то скручиваются, то раскручиваются. И такая возникает путаница, что оторвать уснею от ветки дерева затруднительно.

В Северной Америке крепче всего бородачи укрепляются на можжевельниках и на пихтах. Но бородач бородачу рознь. Шренк попытался сравнить уснею бородатую, которая чаще растет на Атлантическом побережье Северной Америки, с другим бородачом — рамалиной сетчатой. Рамалина выдерживает меньшие ветровые нагрузки. Ее нити рвутся при меньшей силе ветра, чем у уснеи. И, как нарочно, она тяготеет к Тихоокеанскому побережью, где скорости ветра ниже. Природа рассчитала точно.

Однако на бородачей работает не один ветер. Стараются, как могут, и пернатые. Для маскировки своих гнезд носят веточки бородачей и вплетают их в обшивку гнезда. Там они приживаются и продолжают жизнь на новом месте. В этом отношении бородачи очень напоминают нити тилландсии уснеевидной — «испанского мха», — которую птицы тоже используют для гнезд в Америке и тоже распространяют. Другое зверье, пожалуй, не столько распространяет, сколько пожирает бородачи. Маралы настолько их любят, что уснею в тайге называют маральим сеном. Белки и те не упускают случая поживиться висящей канителью. Даже мыши-полевки едят, если веточка с лишайником упадет с дерева.

Легкость, с которой бородачи расселяются по горам и долам, пользуясь различным транспортом, вроде бы говорит о том, что они идеально приспособлены к современному миру. Все это так. Но есть у бородачей одно уязвимое место. Загрязнения не выносят. Правда, и большинство других лишайников отличается чистоплотностью. Но кустистые, в том числе бородачи, отступают первыми. Спасаются в самых дальних, глухих лесах. От городов удаляются километров за 10, а то и больше. Смотря, конечно, по тому, большой ли город и много ли дает дыма и копоти. А если в лесу бородачи в полном здравии, значит, воздух чист и прозрачен.

Встреча с уснеей в городах — великая редкость. Зато сколько радости она приносит. В трудах британского общества лихенологов (так зовут знатоков лишайников) недавно была помещена заметка следующего содержания. Два члена общества, Ф. Розе и В. Коппинс, в апреле 1968 года посетили городок Аберствит. В гараже местного университета они заметили автомобиль, на деревянной отделке которого возле ветрового стекла обнаружили кустик лишайника уснеи субфлоридана. Он вырос в том месте, где проникала дождевая вода, струившаяся по стеклу. Взглянули на номер машины — местный. То-то было радости! Значит, воздух в городе еще чист!

С тех пор за автомобилями установили слежку. Оказалось, что бородачи приживаются в них не так уж редко. И, пользуясь столь современным видом транспорта, могут перебазироваться на гораздо большие расстояния, чем раньше, с помощью зверья и ветра.

«Олений мох» и олени

Север трудно представить без оленей. И без «оленьего мха». Белый ковер его кажется свежевыпавшим снегом. Стремление оленей во что бы то ни стало найти и съесть олений мох вовсе не значит, что они без него не могут обходиться. В доказательство можно вспомнить историю переселения этих животных на остров Беринга.

Олени на острове не водились, а лишайники росли. Такая уйма корма пропадает зря! И завезли с материка несколько рогатых красавцев. Олени быстро обжили новое место. Плодились. И развелось их много больше той нормы, которую могли выдержать лишайники. Белые кустики кладоний исчезли начисто.

Что дальше? Олени — без «оленьего мха«! Возможно ли? Да, возможно. Лишайников на острове Беринга больше нет, а олени живут. Выяснилось, что выручила рогатых ягода вороника. Шикша. Она заменила лишайники. Сколько ее ни едят, а запасы пока не истощились.

На материке, конечно, пока лишайников хватает. Олени едят и дают густое молоко, жирней, чем коровье. Северяне это давно подметили и попытались подмешивать скоту белые кустики ягеля. То ли кормов не всегда хватало, то ли хотели получить по-оленьи сверхжирное молоко? Однако на пути к такому молоку лежит препятствие: лишайники горчат. Горечи — лишайниковые кислоты. Правда, северян препятствие не смутило. Они вышли из положения следующим образом. Брали бадью, наполняли ее ягелями и ставили под умывальник. Семейство умывалось, мыльная вода лилась на ягельные кустики. Потом они мокли еще некоторое время. Щелочной раствор нейтрализовал кислоты, и корм терял горечь.

Неизвестно, кто у кого перенял этот оригинальный способ решения кормовой проблемы, но и в Мурманской и в Архангельской губерниях, и в Коми и в Карелии — везде умывальник был посредником между ягелями и коровой. Утверждали, что молоко и действительно становилось жирнее. Опыт использовали и норвежцы. Они тоже превратили олений мох в мох коровий.

В 30-х годах научный институт в Мурманске задался целью проверить этот феномен у себя в лабораториях. Однако прибавки жира не получили. Напротив, молоко стало более жидким. Может быть, научные работники побрезговали замачивать лишайники в мыльных помоях?

В трудное время лишайники выручали и людей. В 1918 году, когда молодая Советская Республика оказалась на голодном пайке, в Москве обнаружили большой запас цетрарии исландской. Этот лишайник, похожий с виду на скомканную фольгу, обертку от шоколада, давно использовали в фармации и всегда держали в аптеках. Пришлось пустить запас в еду. Отмачивали в содовом растворе. Сушили. Мололи. Пекли хлеб, смешивая с ржаной мукой в пропорции один к одному. Известный лихенолог В. Савич вспоминает, что ел такой хлеб в Москве, пока не иссякли запасы цетрарий в аптеках. Лишайниковая мука наполовину состоит из крахмала. В ней четыре процента сахара. Недостает белка. Для связи добавляют ржаную муку — иначе хлеб рассыплется. Впрочем, в Исландии и Финляндии, где трудные ситуации с питанием возникали нередко,