Эра млекопитающих: Из тени динозавров к мировому господству - Стив Брусатти

десятки скелетов. Можно вообразить, как стадо из сотен таких великанов, похрюкивая, ломится через эоценовый лес, сминает папоротники и кустарники, протаптывая на пути лужайки в поисках вкусных листьев и плодов, которые достать под силу только им — в отличие от их низкорослых родичей-лошадок.

Как ни удивительны бронтотерии, с халикотериями им не сравниться. Те, несомненно, были одними из самых невероятных животных, когда-либо населявших Землю, и выглядели они как результат скрещивания коня с гориллой, если бы такое было возможно. Когда в 1830-х гг. впервые были обнаружены их кости, считалось, что это два разных животных: одно с лошадиной головой, у которого не сохранились копыта, другое — странное создание вроде муравьеда с длинными кривыми когтями, которому не хватало головы. Полвека спустя кусочки мозаики наконец сложились и стало ясно, что голова и когти принадлежат одному и тому же животному — галлюциногенному чудищу с длинными передними лапами и короткими задними, которое вяло ковыляло, опираясь на костяшки пальцев и не касаясь земли своими острыми когтями, тем самым не давая им стесаться. Эти когти использовались не для обороны и не для охоты. Халикотерий садился на попу, прислонялся к дереву и когтями пригибал к себе ветки. В зрелом возрасте он терял передние зубы, вероятно, для того, чтобы его длинный, цепкий, как у жирафа, язык, которым он срывал листья с ветвей, мог беспрепятственно двигаться у него во рту. Остается лишь воображать, что испытывали наши предки при встрече с таким зверем, и сожалеть, что подобные впечатления не суждено пережить нам. Если бы халикотерии не вымерли, они, несомненно, могли потягаться со слонами и пандами в качестве самых популярных экспонатов в зоопарках.

Странные ископаемые непарнокопытные: бронтотерий (вверху) и халикотерий (внизу) в классических экспозициях Американского музея естественной истории.

Фотография из библиотеки музея

К распространявшимся в эпоху эоцена халикотериям, бронтотериям и другим непарнокопытным добавились другие группы. Не только остальные участники «троицы ПЭТМ», но и еще два отряда, играющие важную роль в наши дни: грызуны и хищные. Оба возникли в палеоцене, до температурного скачка, но лишь позже начали широко расселяться совместно с «троицей».

Первые грызуны — например, парамисы (Paramys) — выглядели как нечто среднее между белкой и сусликом и обитали в основном на деревьях. Они уже обладали двумя характерными признаками, общими для современных крыс, мышей, бобров и прочих: способностью пережевывать пищу возвратным движением челюстей вперед-назад и постоянно растущими резцами, чтобы грызть. Если сделать рентгеновский снимок черепа грызуна, резцы окажутся огромными: из десен выступают только кончики, основная часть зуба скрыта внутри челюсти, где он загибается далеко назад, так что корни нередко заходят за коренные зубы. Возможно, эта превосходная пищевая адаптация[30] помогла грызунам победить в конкуренции с некогда разнообразными многобугорчатыми, которые господствовали в нишах грызущих и травоядных в эпоху динозавров и бóльшую часть палеоцена. Но к концу эоцена многобугорчатые вымерли, а грызуны ступили на путь, который приведет к их нынешнему ошеломляющему разнообразию. В наши дни существует более 2000 видов грызунов, что составляет 40 % всех видов млекопитающих.

Рентгеновский снимок черепа европейской белки, на котором виден очень длинный загнутый резец, корень которого уходит далеко вглубь челюсти.

Фотография Орнеллы Бертран

Этих грызунов, мини-лошадок, а может быть, и бронтотериев — если отваживались рискнуть — ели хищные, родичи кошек и собак. На протяжении большей части палеоцена ниши хищников были заняты зубастыми «архаическими» кондиляртрами вроде эоконодона из Нью-Мексико. Настоящие хищные обыграли их, развив новую конструкцию зубов для разрезания мяса и разгрызания костей — увеличенные щечные зубы (коренные либо предкоренные), похожие на лезвия ножей, — так называемые хищные зубы. Их четыре, по одному с каждой стороны на верхней и нижней челюстях, и верхняя пара смыкается с нижней при укусе. Если вы отважитесь заглянуть в рот своему котику, то увидите грозные хищные зубы, потеснившие большинство других зубов. Посмотрите, как собака грызет кость, добираясь до костного мозга, и вы увидите, что она делает это боковыми хищными зубами, а не расположенными спереди клыками и резцами. Хищные, со своими новыми острыми зубами, вытеснили «архаических» плотоядных и поныне остаются на вершине пищевой цепи — современные львы, тигры, гиены и волки.

Вскоре после ПЭТМ и точно уже к тому времени, когда мессельские млекопитающие задыхались от озерных газов, экосистемы приняли знакомый для нас облик. Попади мы вдруг в середину эоцена, обстановка не показалась бы нам слишком непривычной. Конечно, увидев бронтотерия или халикотерия[31], мы бы поняли: что-то не так, — но уже существовали лошади, приматы, грызуны и хищники, напоминающие небольших собачек. Впрочем, не следует забывать, что речь идет о континентах Северного полушария — Азии, Европе и Северной Америке. Южные континенты со времен мелового периода были все еще отделены от северных океанами, и там были совершенно иные экосистемы. Причем Южная Америка тогда была, по сути, островным континентом, и млекопитающие там переживали собственную эволюционную драму.

Южноамериканские индейцы, как и сиу на равнинах Северной Америки, находили большие окаменелые кости. Но если сиу почитали их как останки «громовых зверей», то южные племена относились к ним отрицательно, считая, что они принадлежат первозданным великанам, которых Бог казнил за любовные прегрешения. Эти легенды дошли до испанских конкистадоров, которые с начала XVI в. вели безжалостную колонизацию Южной Америки, а потом и до католических миссионеров.

Режущие хищные зубы (выделены белым) у млекопитающих отряда хищных.

Рисунок Сары Шелли

В 1832 г. на атлантическое побережье нынешних Аргентины и Уругвая высадился еще один христианский путешественник — 23-летний англичанин дворянских кровей, недавно окончивший Кембридж. Отец заставил его изучать богословие после того, как он бросил медицинскую школу в Эдинбурге. Новообретенная степень сулила ему тихую жизнь англиканского приходского священника — с его точки зрения, скука смертная. Получив возможность совершить кругосветное путешествие на корабле «Бигль», юноша ухватился за нее. Вакансия была не очень-то престижна: его брали в качестве сотрапезника для капитана, которому был нужен собеседник своего круга — чтобы избежать унизительной необходимости обедать с матросами, представителями рабочего класса. Когда в конце 1831 г. корабль отплыл из Плимута, никто не мог предвидеть, что произойдет в следующие пять лет — и что неприкаянный несостоявшийся пастор однажды потрясет основы западной цивилизации, написав о своих путевых наблюдениях.

Путешествие Чарльза Дарвина на «Бигле» обросло мифами. Во многих рассказах героическая кульминация наступает на Галапагосских островах у западного побережья Эквадора, где на Дарвина, как утверждается,