Эра млекопитающих: Из тени динозавров к мировому господству - Стив Брусатти

по эволюции первокурсникам в Эдинбургском университете, я говорю им, что если они дотерпят до защиты диплома, то превзойдут Дарвина.

Как и у Дарвина, у Хантера все сложилось к лучшему. Бросив учебу в 1754 г., он сделал то, что делают многие неприкаянные молодые парни с незапамятных времен, — поступил служить на флот. Вскоре из юнги он стал матросом, а затем и младшим офицером, и следующие несколько десятилетий ему скучать не пришлось — Британия правила морями. Он сражался против французов во время Семилетней войны, путешествовал в Вест— и Ост-Индию, как минимум однажды обошел весь Южный Ледовитый океан и участвовал в нескольких боях Американской революции. После капитуляции перед силами Вашингтона в Йорктауне британцы лишились возможности ссылать своих осужденных в американские колонии, и им требовался новый план. И вот в 1787 г. снарядили Первый флот к далеким берегам одной из земель, колонизированных совсем недавно, — Австралии. На шести кораблях везли арестантов, на трех — припасы, а еще два обеспечивали морской конвой. Капитаном одного из двух конвойных кораблей, «Сириуса», был Хантер.

Хантер полюбил Австралию, но отношения с ней у него складывались непросто. Когда в начале 1788 г. флот прибыл, оказалось, что новая земля куда менее приветлива, чем ему обещали, и Хантер отправился искать более гостеприимные места на коварном юго-восточном побережье Австралии. Он обследовал реку Парраматта — главный приток залива, который был хорошо защищен, легко доступен, а поблизости хватало пресной воды и плодородной почвы. Это место и станет центром исправительной колонии, и назовут его Сиднеем. Затем Хантера отозвали обратно в Англию. Вновь поучаствовав в любимом развлечении Королевского флота — боях с французами, Хантер пожелал снова вернуться в Австралию. на этот раз не в качестве капитана корабля, а на должность губернатора колонии Новый Южный Уэльс. Его назначение было одобрено, и в 1795 г. он приступил к исполнению своих обязанностей. Долго он не продержался. В конце 1799 г. его уволили, так как ему оказалось не под силу пресечь коррупцию среди военных — те в сговоре со ссыльными занимались контрабандой алкоголя. Это занятие приносило недобросовестным офицерам фантастические доходы, и впоследствии начался бунт.

Профнепригодность Хантера как политика объясняется, по крайней мере частично, тем, что его истинные интересы лежали в другой сфере. Как и Дарвин, Хантер был увлеченным натуралистом и во время своих морских путешествий пользовался всякой возможностью, чтобы наблюдать за растениями и животными по всему миру. На губернаторской службе он регулярно отсылал в Англию шкурки животных и гербарии, и с каждой новой посылкой становилось все очевиднее, что Австралия обладает совершенно необычной флорой и фауной, радикально отличаясь от Европы или Нового Света. Этот островной континент — очень удаленный от всех остальных крупных массивов суши — был особой экосистемой. Многие млекопитающие там рожали беспомощных, малюсеньких детенышей, которых донашивали в сумках — способ выращивания потомства, неизвестный обычным европейским лисицам, барсукам, медведям и мышам. А некоторые покрытые мехом представители австралийской фауны оказались еще более странными.

В один прекрасный день в 1797 г. Хантер, которому, вероятно, следовало заниматься борьбой с коррупцией, зачарованно наблюдал за охотником-аборигеном, выслеживающим кого-то в лагуне Яррамунди к северу от Сиднея. Таинственное существо, величиной с сурка, покрытое густым коричневым мехом, то и дело выныривало подышать. Выждав около часа, он наконец решил, что момент настал. Быстрым движением запястья охотник метнул короткое копье в мутную воду вслед животному, которое удалялось, загребая широкими лапами. Губернатор Хантер был озадачен. Позже он зарисовал увиденное и сделал лучшую подпись, какую только мог придумать: «Земноводное животное из рода кротовых». Только оно было намного больше крота, у него были перепончатые лапы, острые когти и короткий толстый хвост, как у бобра. Однако голова у него походила на утиную. Вместо зубов у него был клюв. По правде говоря, это существо вообще не походило на крота. Но кто это был?

Хантеру удалось добыть одно такое животное и отослать его в Англию заспиртованным в бочонке. Когда образец прибыл в Ньюкасл, он вызвал шумиху. Казалось, что это немножко млекопитающее, немножко птица, немножко рептилия, немножко рыба. Пушистая шкура могла принадлежать только млекопитающему, но у животного как будто не было молочных желез и, по слухам, оно откладывало яйца — способ размножения, совершенно несвойственный млекопитающим. Аборигены клялись, что животное, с которым они исстари знакомы и которое считают гибридом утки с крысой, гнездится, как птица, однако английский научный истеблишмент отказывался в это поверить. Когда в 1799 г. Джордж Шоу — музейный куратор и бывший священник — описал образец Хантера и дал ему название «утконос», он даже не был готов признать его реальным животным. Как и многие другие, он считал, что это, скорее всего, подделка — чудовище Франкенштейна, собранное мошенниками из частей разных животных.

Утконос плавает в ручье, Тасмания.

Фотография Клауса с сервиса Flickr

По мере освоения британцами востока Австралии поселенцы сообщали о новых встречах с утконосом. Отрицать его существование уже было невозможно: это было реальное животное. Он обитал в реках и озерах, где рассекал воду, отталкиваясь перепончатыми лапами и руля хвостом. Постоянно голодный, он мог нырнуть на полминуты и вынырнуть с пастью, набитой креветками, червями и раками. Более века спустя ученые докажут, что его клюв — система сигнализации, усаженная десятками тысяч рецепторов для восприятия движения и электрических импульсов. Таким образом, утконосу не требуются зрение, обоняние и слух: нырнув в воду, он действует в скрытом режиме и чует добычу, водя клювом по илистому дну. Иногда поселенцы замечали, что утконос выходит на берег и роет нору своими длинными острыми когтями, торчащими из перепончатых лап, как зубцы на садовых граблях. В норах утконосы спали, а самки, по-видимому, выводили потомство. Самцы — не очень-то заботливые родители — обладали ядовитыми шпорами[21] на щиколотках, которые служили им в брачный сезон для того, чтобы биться за первенство с другими самцами, после чего они покидали самок, предоставив им возможность самим заботиться о потомстве.

В разгадке этой тайны — как рожают и выкармливают потомство самки — содержался ключ к вопросу, что представляет собой утконос: необычное млекопитающее или нечто иное? Почти столетие не утихали споры, и часто ожесточенные. В них участвовали многие ведущие европейские натуралисты и анатомы того времени, включая упрямого Ричарда Оуэна, чье имя уже не раз упоминалось на этих страницах. Пунктов разногласий было два: выкармливают ли утконосы детенышей молоком (в таком случае они относятся к млекопитающим) и откладывают ли они яйца (что было бы доводом против