Энциклопедия долголетия Ольги Мясниковой - Ольга Александровна Мясникова

рассказала сейчас о нас с Иваном Васильевичем и тут вспомнила свою бедную мамочку.

Сколько ей досталось в жизни! Какая боль осталась у нее на всю жизнь из-за разлуки с любимым мужем!

Мама окончила в Крыму медресе (религиозную школу), потом тайно убежала учиться в город (под сеном на подводе), ибо девушек не выпускали, стала преподавать в школе родной язык и литературу, окончив девятилетку и двухгодичный учительский институт. Она была первой учительницей в Дерекое (под Ялтой, в ущелье, она изображена на картине «Старый Крым»). Отец — потомок турецкого дипломата, выкупившего землю вблизи Симферополя у фрейлины Екатерины II, где построил пять домов («беш эв» по-татарски), и всех жителей стали звать бешевли, то есть из Бешева.

Мама играла в спектакле «Арзы Кыз» в Симферопольском драмтеатре, но муж запретил ей. Приглашали ее в Москву сниматься в кино вместе со знаменитым артистом Алимом…

Мамины горести начались после ареста мужа как «националиста» из-за того, что он не принимал в организованную им коммуну другие нации. После его побега из тюрьмы маму терзали, требовали его выдачи, следили за ней, не разрешали преподавать и т. д. Она, 22-летняя женщина, вся словно окаменела, чтобы не поддаться на провокации, чтобы защитить и меня.

Она три месяца пробиралась к мужу в лесную чащобу, носила ему еду, отдала все свои золотые монеты, нашитые на шапочке национальной (которую нельзя трогать без острой необходимости), чтоб переправить отца в Турцию, а его мать и две сестры тайком от мамы уехали в Турцию как турецкоподданные (они боялись, что обнаружится их родство с моим отцом и их не выпустят).

Маму вынудили выйти замуж за кагэбэшника, угрожая ссылкой в Сибирь вместе с ребенком, но она всю жизнь любила только отца, помнила его, часто плакала, напевая старинные песни о разлуке с любимым.

А от моего отчима она убежала еще до войны в Сталинград.

Отец ее тоже не забыл. Когда я была в Турции в 1965 году, он мне много рассказывал о маме, об их любви, читал ее письма друзьям, которые очень маму уважали, говоря, что такая женщина не предаст.

Отец ждал маму восемь лет, посылал в Крым своего брата, но отчим не спускал глаз с мамы, во время войны тоже искал нас в Крыму. Потом отец женился, чтоб иметь СЫНА, как велит Аллах.

В декабре 1955 года я поехала в Турцию на первое свидание с отцом.

Халил Бешев. Ему уже было 72 года (старше мамы на 13 лет).

Наш самолет летел до Софии, а потом пересаживались на турецкий самолет до Анкары. В самолете рядом в кресле оказался молодой мужчина — третий секретарь нашего посольства в Турции (КГБ). Он все выпытывал, не собираюсь ли я остаться в Турции, говоря: «Ко мне приходят русские женщины, вышедшие замуж за турок, показывают свои синяки и просятся домой».

Прилетели в Анкару. Я вышла из самолета, глаза застилают слезы: скоро, скоро увижу папочку, о котором я мечтала всю жизнь! Сквозь слезы всматриваюсь в огромные окна аэровокзала и вижу, как на втором этаже у окна стоит старик в белом и приветствует нас, подняв шляпу.

«Кто это? Неужели мой отец?!»

Так и оказалось: увидев, что молодая женщина, сойдя с самолета, вытирает слезы, он решил: «Кто еще, кроме моей дочери, может плакать?»

Мы с отцом кинулись друг к другу, обнялись и окаменели: не могли слова произнести, лишь лились слезы, а две мои сестрички целовали меня в плечо, спину, голову. Вокруг стояли таможенники и тоже вытирали глаза.

Поехали домой к отцу. Машину вела старшая сестера. Дом отца на окраине Анкары, район Дикмен, расположен среди виноградников. Одноэтажный (с виду) длинный белый дом, а внизу дома огромные подвалы, где хранятся бочки с вином: в каждой можно поставить стол на шестерых!

Отец вместе со своим братом Рустемом выпускали знаменитое вино «Дикмен-шарапы».

Посол турецкий в Москве мне говорил: «Я вырос на винах вашего отца».

Но к моему приезду отец уже отошел от дела, а брат его умер. Он раздал часть оборудования и виноградников дальним родичам, а свою часть отдал в аренду. Раньше был миллионером, а сейчас финансовое положение пошатнулось. Мне это было все равно, я ведь приехала повидаться с отцом, а его миллионы мне не нужны.

У отца была жена Назмие-ханум, которая родила ему четверых детей: Чагатая, Семру, Бельму и Сухейлю (сын и три дочери).

Жена отца любезно меня встретила, говорила, что если Тевиде-ханум (моя мама) приедет, она возьмет ее за руки и подведет к Халии-бею, ибо их разлучила злая судьба, вины их нет!

Бедный мой папочка не мог насмотреться на меня, говорил, что, глядя в мои глаза, он видит глаза Тевиде. Он гордился мной — дочь доктор, ученый. Все удивлялся: как мы смогли достичь этого в «стране ужаса».

В Анкаре еще и близко не видели женщину из СССР, поэтому все знакомые приходили смотреть на меня, гладили волосы, удивлялись тому, что я знаю язык, старинные песни, танцы благодаря маме. Даже вначале недоверчиво говорили: «Да она русская!» И только когда я станцевала старинный танец «Юксек минаре» («Высокая мечеть») и спела песню «Севдим сени» («Полюбила тебя»), они убедились, что я крымская татарка! «Эссас крым кызы!» — как восклицал отец.

Многие говорили отцу: «Как можно отпустить такую хорошую дочь». Но отец отвечал: «Ее мать много страдала из-за меня, не хочу, чтобы она страдала из-за дочери. Тевиде мне очень дорога, даже ее косточки мне дороги». Отец рассказывал мне об их короткой, но страстной любви: «У Тевиде были волосы, как морская волна, а глаза, как звезды! Я ее обнимал вечером и утром так же просыпался. Боялся, чтобы даже муха на нее не села и не разбудила».

Он объяснял своим детям и жене, что моя мама спасла ему жизнь и тем дала возможность родиться его детям: «Вы всем обязаны Тевиде-ханум! Помните это всегда! И не бросайте свою родную сестру Улькер. Я вам это завещаю».

Отец не упрекал маму за то, что она вышла замуж после его побега. Он понимал, что иначе мы бы с ней погибли в Сибири.

В Анкаре у отца было много друзей. Однажды мы пошли к его другу, управляющему банком, и отец дал ему прочесть письмо от мамы, но тот его через минуту вернул со словами: «Я обмираю, не могу читать, прочти мне сам!»

Такие турки, оказывается, чувствительные (в отличие от того, что о них обычно говорят). А другой друг отца, миллионер (автомобильное дело), у