Тара Сивик - Прыг-скок-кувырок, или Мысли о свадьбе

Ознакомительный фрагмент

– Я дома! – кричу я, закрыв за собой входную дверь и водрузив на столик рядом с нею свою сумку.

Цветной луч метнулся в прихожую и нацелился в меня.

– Мамочка дома! – радостно вопит Гэвин, а я подхватываю его на руки и несу в комнату.

– А где папочка? – спрашиваю я, а сама глажу спинку прильнувшего ко мне сына.

– Он на работу собирается.

Вхожу в спальню и усаживаю Гэвина на кровать, плюхаясь на матрац с ним рядом. Гэвин встает и принимается скакать вверх-вниз, распевая:

– «С утря проснулся, хвать за пистолет!»

Не успела я его остановить, как из ванной выходит Картер, просовывая голову в ворот тишотки, а затем натягивая ее поверх живота.

– Привет, малютка, – с улыбкой обращается он ко мне, подходит к кровати и, наклонившись, целует. Совсем не спешит отрывать губы, трется ими о мои, прежде чем отстраниться и посмотреть мне в лицо.

– Ты сегодня опять позволил нашему сыну смотреть «Клан Сопрано»?[16] – спрашиваю я, вскидывая брови.

Картер, нервно хохотнув, отрекается:

– Нет, с чегой-то ты взяла?

Гэвин перестает скакать и смотрит на Картера:

– Нет, ты разрешил, папочка. Разве не помнишь? Большой Пусси плакал, а ты назвал его хилым педиком, – честно признается он.

Я пристально смотрю на Картера:

– А еще утешь меня признанием, что ты никуда не водил его сегодня в этой тишотке.

Мы оба переводим взгляд на тишотку Гэвина, на которой бесстыдно признавалось: «Меня трясут, как грушу».

– Эти слухи я не могу ни подтвердить, ни опровергнуть, – говорит Картер и садится на постель рядом со мной надевать ботинки. – Скажем только, что мы пообедали с дядей Дрю, и если бы я не одел Гэвина в эту новую тишотку, которую тот ему купил, то произошла бы неприятная сцена.

– Вполне уверена, что Гэвин прекрасно себя чувствовал бы, если б ты воздержался от облачения его в эту тишотку, – говорю я.

– А я не о Гэвине говорю. Ты, надеюсь, знакома с Дрю?

Гэвин скачком спрыгивает с кровати и бежит из комнаты. Я мигом жмусь потеснее к Картеру и кладу голову ему на плечо. Подняв руку, он обнимает меня за плечи и притягивает к себе. Похоже, сейчас с ним все в порядке, а потому я решаю, что ни к чему все портить и выпытывать, что с ним стряслось в последние дни и любит ли он меня по-прежнему.

– Иногда мне всамделе ненавистна твоя работа по ночам, – нежно произношу я, охватывая его руками за пояс.

Он поворачивается и целует меня, заваливает нас обоих обратно на постель, и мы лежим в сплетенье рук и ног.

– Тебе незачем врать. Я знаю, что тебе по нраву покой и тишина среди недели, нравится держать пульт в своих руках, – говорит он с улыбкой, смахивая прядку волос с моих глаз.

– Твоя правда, нравится, – киваю я и поясняю: – Только это вовсе не значит, что я тебя не люблю. Это просто означает, что смотреть «Настоящих домохозяек округа Ориндж»[17] можно без закатывания глаз и язвительных замечаний. Если кому и взбредет в голову осуждать Гретхен со Слэйдом за их скудный жизненный выбор, так это мне.

– Кстати, напомнила. У меня для тебя кое-что есть, – говорит он, высвободив из-под меня руки, перекатывается на спину и роется в кармане джинсов.

– Не хочешь ли сказать, что подарок для меня у тебя в штанах? Потому как должна тебе признаться, что кучу раз бывала на оргиях этих порток. В последний раз едва сотрясение не получила.

Картер лезет еще глубже в карман и хмыкает:

– Не моя вина, что я оказался не готов к оральному сексу за рулем. Мне показалось, что ты себя неважно чувствуешь и просто собралась положить голову мне на колени. Когда у мужика, правящего машиной в субботний вечер, вдруг член наружу выскакивает, у него бедра ВСЕНЕПРЕМЕННО ДЕРГАЮТСЯ сами собой.

Он наконец-то вытаскивает руку из кармана, протягивает ее ко мне ладонью вверх и говорит:

– Вот тебе подарок.

Заглядываю в ладонь и вижу два похожих на колокольчики небольших оранжевых комочка пены внутри крохотного пластикового пакетика. С недоумением разглядываю их, стараясь сообразить, как правильно следует отнестись к подарку той, кто получает нечто похожее на платьица для куколок-малюток.

– Э‑э, может, не стоило?

Картер смеется моему явному замешательству.

– О, стоило! Особенно если мне хочется остаться в живых после очередной ночи в постели рядом с тобой. Это, дорогая моя, самые лучшие беруши на свете. У нас на работе их тьма-тьмущая.

Он принес мне затычки для ушей. Он ВСАМДЕЛЕ любит меня.

Беру пакетик с его ладони, рву пластик зубами, достаю сплющенные оранжевые затычки и рассматриваю их со всех сторон. Указательным и большим пальцами скатываю одну из них в трубочку и сую в ухо. То же проделываю и со второй и лежу спокойно, пока пена медленно расправляется и до моего слуха уже не долетает ни единый звук, слышу только посвист своего дыхания.

– СПАСИБО ТЕБЕ ОГРОМНОЕ, ОНИ СУПЕР! – говорю я Картеру.

Во всяком случае, полагаю, что сказала именно это. Прозвучало же это для меня каким-то эхом из мультика.

Картер улыбается, я вижу, как шевелятся его губы.

– ЧТО?

Губы опять шевелятся.

Он что, не понимает, в чем суть берушей? Из самого названия совершенно ясно. Ухо. Заглушка. В переводе с латыни: «Не слышу ни единой хреновины, слетающей с твоих уст».

Сую палец в ухо и вытаскиваю одну заглушку.

– Вот я и говорю: пользуйся на здоровье. Мне уже пора на работу идти. Гарантирует ли это, что отныне я могу спать, будучи уверен, что, когда проснусь, все мои причиндалы будут при мне?

Картер рывком встает с постели, я вытаскиваю берушу из другого уха, бросаю их обе на тумбочку у кровати и иду проводить его.

– Торжественно клянусь не отлоренабоббить[18] твой член, – обещаю я, пока мы шагаем по коридору по пути в гостиную.

Картер на ходу бросает «пока» Гэвину, который, сидя на диване, смотрит мультики, потом, уже в прихожей, подхватывает с полу свою сумку, с какой ходит на работу. Целуя его в щеку, напоминаю:

– Не забудь, что в эти выходные предсвадебная вечеринка Лиз и Джима, которую мы ни в коем случае не должны называть холостяцким мальчишником-девичником.

– Помню. Дрю с обеда уже три сообщения прислал, требуя от меня признания, будто я шутил, когда говорил ему, что никаких стриптизерш не будет. Пробовал связаться с ним, но он телефон не берет. По-моему, молча льет слезы где-нибудь на заднем дворике.

Картер открывает дверь и, прежде чем выйти, оборачивается ко мне:

– А‑а, и ты не забудь, что в выходные из Коламбуса прибывают мои родители. Не дождусь дня, когда ты наконец-то познакомишься с ними!

Закрываю за ним дверь и приваливаюсь к ней спиной.

– Ура. Знакомство с родней мужа, – подбадриваю я себя совершенно безо всякой бодрости.

5. «Бакс плати и соси»[19]

Наконец-то наступает вечер пятницы, рабочая неделя окончена. Ну, сказать правду, мне в этом смысле жаловаться не на что. У меня свой собственный бизнес (кто-нибудь, ущипните меня!), и каждая минута, которую я провожу в кондитерской, делает меня счастливой. Только, даже когда вы любите то, чем занимаетесь, все равно приятно часиков на несколько забыть про это.

Мелкие страхи по поводу Картера уже загнаны в самый глухой уголок сознания, потому как в последнюю пару дней меж нами все шло идеально. Он больше не вскакивал, когда я входила в комнату, не шептал в телефон, когда я выходила из душа. Нормальная женщина, наверное, заподозрила бы обман, но только не я. Я уже несколько раз выслеживала его и проверяла полученные им сообщения.

Серьезно. Не судите меня.

Гэвин ночует в доме моего отца, так что, как только я добираюсь домой с работы, сразу пакую его вещи для ночевки, а потом готовлюсь к вечеринке. Я все еще не переставала благодарить Лиз после того, как она уведомила, что ей не нужен традиционный девичник, когда толпа девчушек забирается в лимузин и катит в какой-нибудь стриптиз-клуб.

Слава богу.

Не поймите меня неверно. Я всей душой за то, чтоб напиться и отправиться к стриптизершам, но в мужской клуб? Это слишком. Вы раньше бывали в чисто мужском стриптиз-клубе? Эти намасленные, длинноволосые, накачанные на стероидах мужики выходят, гарцуя, в облегающих плавках, тычут своими бедрами прямо тебе в лицо и елозят пахом по твоей ноге. Во мерзóта! Вам когда-нибудь потный мужик, совсем-совсем незнакомый, терся своим членом о коленку? У меня тошнота к горлу подступает при одной только мысли об этом. И будем честны: пенис – не самое красивое на свете, на что можно полюбоваться. Нет, только представьте: малый, который зовет себя Итальянским Жеребцом и одет в плавки с итальянским флагом, вытанцовывает под мелодию киношного шлягера, при этом кладет ногу вам на колено и трясет своим болтающимся… Ладно, на том я и покончу с этим, прежде чем Картер обнаружит, что я лежу в уголке, свернувшись калачиком, и бормочу что-то про итальянскую пису, а ему слышится, будто я произношу «пиццу», и он никак не поймет, почему это лепешка со всякой всячиной меня доводит до слез.