Если бы я знал (ЛП) - Уайт Рейн

ЕГО губ, выбивало весь дух. Ударяло наотмашь, вновь окатывая

волной возбуждения.

Чтоб его! Весёлая будет сегодня ночь.

***

Никита не лгал. Он не собирался заходить к Джою, даже

больше ― боялся случайно столкнуться, потому что не был ещё

готов поговорить и искренне сомневался, что в ближайшее

время вообще будет. Но последние недели чувствовал, что

сходит с ума. Медленно и безоговорочно.

Он жил нормальной жизнью: учился, ходил в кино, иногда

в кафе, общался, но стоило вспомнить о Джое ― и всё, пиши

пропало. Неделю назад Ники просто решал вышку, просто не

мог справиться с чёртовым примером и сообразил вдруг, что

Джой с его гениальными хакерскими мозгами точно не тупил

бы. Так жутко захотелось написать и попросить помочь, что

Никита, надеясь успокоиться, разбил себе костяшки в кровь. О

стену. Благо, уже зажили. А помочь он попросил Димку.

Дней пять назад осознал, что соскучился до зубовного

скрежета, когда смотрел на стенд с сигаретами. Очнулся, только

уже раздербанив купленную пачку и сделав первую затяжку.

Чёрт, он только лет в тринадцать попробовал и никогда не курил

больше ― не понравилось, а тут… стоило бы выкинуть и

сигарету, и всю пачку, а он стоял и курил, испытывая

одновременно

отвращение

и

какое-то

извращённое

удовольствие. А сегодня…

Всё было отлично, он только вернулся с пар, кинул сумку

на пуфик у входа, папку ― на тумбочку. Даже раздеться не

успел, когда Маринка заметила фотографию через прозрачные

стенки папки. Общее фото потока, первое и, наверное, единственное. Почти сорок человек стояли в три ряда и

пялились в камеру. Ники сам не знал, зачем согласился купить

снимок, но… на память же.

Отец в последнее время постоянно был дома, а тут опять

уехал на пару дней. И самое смешное, при папе Марина стала

милой и доброй, почти подругой, но стоило ему сбежать, снова

начала бесить и всюду совать нос.

― Ой, это все ваши? ― довольно воскликнула она, вытаскивая фото и внимательно его рассматривая. ― А ты

говорил, девочек нет.

Никита пожал плечами, ослабляя галстук и поправляя

перед зеркалом чёлку. Димка предлагал сегодня прошвырнуться

по центру, ему нужно было прикупить какие-то подарки перед

Новым годом, а Никита согласился сходить за компанию. Вот и

думал: переодеваться или не стоит.

― И такие красотки, ты чего ещё никого на свидание не

пригласил? Вот, например, смотри. Познакомились уже? ―

Марина ткнула пальцем в русоволосую девицу, третью во

втором ряду.

― Вика Зайцева, учится в параллельной группе, ― бросив

короткий взгляд на фото, отрапортовал Никита. ― У неё и без

меня поклонников хватает.

― Никитка, ты себя вообще в зеркало видел? На тебя же

любая купится, сколько бы поклонников у неё ни было.

― Прямо сейчас смотрю, ― флегматично отозвался он.

Марина фыркнула.

― Может, пригласишь её куда-нибудь? Скоро же новый

год, круто будет, если кого-нибудь себе найдёшь к праздникам.

А то всё с парнями гуляешь: то с Димой на каток, то с соседом

нашим в гараже в машине копался. Может, хватит уже?

Никита и сам не понял, как его абсолютное спокойствие

вдруг сменилось безграничным бешенством. Вот только что всё

было в порядке ― и как перещёлкнуло… Всё. Хватило одной

мысли, одной фразы ― и он был готов рвать и метать. Более

того, он редко матерился, но тут…

― А в чём проблема? ― взвился он, оборачиваясь. ―

Какого хрена тебя так *бёт, с кем я гуляю и что там у меня с

личной жизнью?

― Да я просто… ― пролепетала Марина, но Никиту было

уже не остановить.

Он долго терпел. Он копил тонны сомнений, постоянно

пытался что-то понять, осознать и главное ― оставаться

«хорошим мальчиком». Но у любого хорошего мальчика

бывают хреновые дни. У Никиты хреновыми были три месяца.

С того самого дня, как Марина сказала про «станешь таким, как

Джой». А что, если бы она не сказала? Что если бы они просто

поцеловались и… и Ник даже не думал бы о том, что может

разочаровать отца? Решил бы он иначе? Почему эта мысль

только сейчас пришла в голову?

― Что просто? ― рыкнул он. ― Просто решила меня

задолбать? Хочешь всё контролировать? Надеешься стать

главной в этом доме? Что? Или так печёшься, потому что сама

хочешь меня трахнуть? Так вперёд, давай!

Никита рванул узел галстука, окончательно его стягивая и

отшвыривая на тумбочку, начал расстёгивать верхнюю

пуговицу под ошалелым Маринкиным взглядом. Та, видимо, не

ожидала такого: пискнула, роняя фотографию, и отшатнулась, уставившись на него огромными глазами.

― Ты… как ты… ― Смешно, но она растерялась. И, казалось, готова разрыдаться. ― Как ты смеешь вообще такое

предполагать, я же тебе почти мать! ― очнувшись, взвизгнула

она.

Худенькая девочка «метр с кепкой», несмотря на свои

двадцать восемь и ребёнка. Такие мелкие собачки всегда

остаются щенками. Как Джой.

Разозлённый очередной мыслью о Джое, Никита рявкнул

ещё громче:

― Мать у меня другая, а ты мне никто. Левая баба, живущая в нашем доме. Ты мне, блять, жизнь рушишь своими

придирками. Отъе**сь, слышишь! Хватит. С кем хочу и сколько

хочу, с тем и общаюсь. Нужно ― сижу дома, нужно ― шляюсь

по клубам. Захочу ― буду с Димкой, захочу ― с девочками. ―

Он сделал паузу, тяжело дыша и стараясь не смотреть на

Марину, запястье которой успел больно стиснуть, а потом выдал

самое давнее, съедающее изнутри: ― Или с Джоем.

Не смотреть старался потому, что Марина плакала.

Взглянул бы ― и всё, стух. Почувствовал бы вину, снова бы

промолчал, а он не мог, не хотел молчать. И дома находиться не

хотел. Схватил пальто, сумку с тетрадями (завтра выходной, но

куда он без них?), галстук с тумбочки зачем-то повесил на шею, тоже решив, что без него не обойдётся… Собирался быстро, торопливо.

― Никит, погоди. Ты куда? Давай просто поговорим, ―

сквозь рыдания умоляла Марина, цепляясь за него.

― Я. С тобой. Не разговариваю, ― отрубил он, выдирая из

захвата руку. ― Отпусти.

― Никит… мы же семья.

Фраза эта поймала его на пороге. Вновь всколыхнула

сотню воспоминаний, сотню мыслей. Крики, придирки, ругань, обиды.

― Мечтай, ― выплюнул он, обернувшись. ― Ненавижу

тебя, слышишь.

Он не видел, что сделала Марина, потому что рванул в

снег прямо с крыльца. Утонул в разбушевавшейся метели.

― Куда ты в такую погоду? ― только и послышался крик.

Никита замер, обернулся на мгновение и бросил:

― К «этому своему». Взрослый мальчик, имею право.

Вот и поимел. Ведь действительно заявился к Джою во

двор, сел как можно дальше от чужих глаз. Думал, часок тут

проведёт или два, а потом вернётся домой, но не смог. И к

Джою податься в таком состоянии не мог, и возвращаться не

хотел, потому что одновременно испытывал дикий стыд и

удовлетворение. Втайне был рад, что переругался с Мариной, но

понимал, что зря. Никита ведь её не ненавидел, просто

выбесила, просто сорвался ― и не только из-за неё. Из-за себя, из-за того, что не мог определиться, понять, что с ним

происходит.

И с Джоем, на кухне которого теперь сидел и пытался

выдать полуправду за истину.

― Итак, ты поругался с мачехой и «ушёл на время»? ―

прищурившись, поинтересовался тот.

Джой явно шёл с работы, когда его заметил: волосы

уложены, глаза подведены чёрным, на скуле россыпь блёсток, оставшаяся после какого-то конкурса. В таком виде просто

прогуляться он не ходил. Как Никита мог не предусмотреть

такое? Надо было сбежать на время в кафе неподалёку. Рядом с