Фэй Уэлдон - Сердца и судьбы

Но никто в те дни не мог бы обвинить в безделии Хелен или Клиффорда. Затруднения «Леонардо» не давали Клиффорду сидеть сложа руки – во всяком случае, когда он освобождался от других своих клиентов и мог заняться делами фирмы.

ПРОВОЦИРОВАНИЕ

Ну а Нелл… догадайтесь, кто в один прекрасный день приехал навестить Нелл? Кто как не Полли! Полли потеряла в весе пятнадцать фунтов, если не все тридцать. Полли выглядит чрезвычайно элегантной в темно-синем костюме. Лицо у нее подкрашено, волосы коротко подстрижены. Она выглядит преуспевающей деловой женщиной, именно тем, чем стала. В тюрьме ею занялся психотерапевт, который изменил всю ее жизнь (так говорит Полли). Клайв скоро выйдет, но Полли не пойдет встречать его у ворот. С наркотиками покончено, и Полли теперь – директор клиники «Здоровье и Красота» под Лондоном.

– Тебе нельзя тут оставаться! – говорит Полли, оглядывая унылое строение, содержащее семейный очаг Килдейров, проволочные выгородки снаружи, крутые уэльские холмы, слушая неумолчный визг, вой и лай, обоняя смешанный запах дезинфицирующих средств и псины.

– А мне в общем нравится тут, – говорит Нелл. – Они ведь так обо мне заботятся.

– Хм! – говорит Полли, и в сознание Нелл западают семена сомнений, которым предстоит расти и расти.

– Ну а с мальчиками как? – спрашивает Полли. О, это важный вопрос!

– Есть один, его зовут Дей Эванс, – говорит Нелл, заливаясь румянцем. Ну, нам с вами известно, что Дей Эванс старается держаться от Нелл как можно дальше. Он хороший паренек и знает свою весовую категорию, чего про Нелл не скажешь. Если вы живете в холмах Уэльса, занимаетесь в старших классах и помогаете в собачьем питомнике, подростковая культура обходит вас стороной, и вы плохо осознаете свою привлекательность. Но иногда он встречается с ней выпить кофе в маленьком кафе в Руллине за лавкой, где продают жареную рыбу с картофельной соломкой, и это венчает для Нелл всю неделю.

– Очень мило, – говорит Полли, и, если хотите знать мое мнение, так оно и есть.

Нелл влюблена и мысленно примеривается к своему чувству так и сяк, испытывает его – для Нелл это почти теоретический вопрос: смешение радости и боли, уравнение пока еще без намека на сексуальность. Инстинктивно она отваживает других мальчиков.

– Рисуешь по-прежнему? – спрашивает Полли.

– Я теперь больше занимаюсь прикладным рисунком. Для тканей, – отвечает Нелл (Так оно и есть – к отчаянию ее учительницы рисования. Курс по искусству в школе – странный предмет, который не сдать, если вы будете делать что-нибудь по-своему или сами воспитывать свой вкус.). – Знаешь, на деревьях есть такой лишайник с такими красивыми волнистыми краями, и такого чудесного желтого цвета, что просто невообразимо?

– Надеюсь, он тебя не допекает? – спрашивает Полли, кивая на мистера Килдейра, который ей никогда не нравился.

– Допекает? О чем ты? – спрашивает Нелл, и действительно, мистер Килдейр, к его чести, сумел держать свои чувства к Нелл в узде. Или, может быть, он просто ждет, чтобы доходы от питомника перевалили за 100 тысяч фунтов, а тогда он сможет купить участок земли, который давно присмотрел, и заняться вместо собак лошадьми. На лошадях можно заработать больше. Он подумывает о том, чтобы начать жизнь заново с той, что подходит ему больше, чем его жена. Собственно, они не разошлись только из-за Бренды – во всяком случае, так ему представляется, – хотя миссис Килдейр он ни о чем подобном никогда даже не заикался. Но это все другая история, читатель, и довольно-таки мрачная.

– Да ни о чем, – говорит Полли, радуясь, что Нелл не поняла. – Я часто думаю о тебе, Нелл, – говорила она. Сердце у нее доброе и сентиментальное. Нелл просит еще раз рассказать историю о том, как она появилась на Дальней ферме, и слушает очень внимательно. Вдруг обнаружится какой-то ключ к ее прошлому? Но нет.

– Полли, – говорит Нелл, – ты бы мне не помогла?

– Как? – спрашивает Полли.

– У меня нет ни метрики, ни медицинской карты, вообще ничего, – говорит Нелл. – А я хочу получить паспорт. На случай, если мне захочется куда-нибудь поехать. Конечно, потом, пока я никуда не собираюсь. (Как у нее достанет сил расстаться с Деем Эвансом, не видеть больше этих кудрей, этих юных карих глаз?) Но на всякий случай.

– Проще простого, – говорит Полли, и они вместе идут на почту, где есть фотоавтомат, и он выдает две фотографии Нелл, а почтмейстерша расписывается на обороте, и через полтора месяца Нелл получает по почте паспорт. Вот что значит иметь друзей в нужных, пусть и не таких высоких сферах.

Знаете, читатель, по-моему, только хорошо, что Дей Эванс не ответил нашей Нелл той взаимностью, о которой она мечтала. (По-человечески она ему очень нравилась – а кому бы она не понравилась? – но дело в том, что с возрастом он стал интересоваться лицами собственного пола гораздо больше, чем лицами одного пола с Нелл.) Столько девушек – и обычно самые лучшие, самые жизнерадостные – влюбляются совсем юными, выходят замуж совсем юными, а потом лет десять мучаются, прежде чем вернуться на правильный путь, – а тут надо подумать и о детях, а развод отвратительная процедура, а они не получили никакого специального образования и ничего не умеют, хотя и следовало бы, и вся жизнь идет наперекосяк. Да и мальчикам не легче, если вдуматься.

НАВЕДЕНИЕ ПОРЧИ

Анджи, как мы знаем, томилась скукой и злостью. И в один прекрасный день Анджи чуть не задохнулась от злости. На Гарри Бласта, который заманил ее в свою телевизионную программу «Искусство сегодня» по Би-Би-Си-2, а затем преподнес ее как богатую дилетантку, которая балуется искусством к большому ущербу художников, и более того – осветил ее так подло, что ни единый недостаток в цвете ее лица не остался скрытым.

Балуется! Я ему покажу «балуется»! – сказала она, как женщина, которая балуется искусством Черной Магии. И распорядилась, чтобы отец Маккромби, который теперь служил у нее и был сторожем при Часовне Сатаны, зажег черную свечу, а то и две, и обрушил проклятия на ныне лысеющую телевизионную голову Гарри Бласта.

Анджи возглавляла компанию, которая называлась «Натура Лолли» и предоставляла натуру и реквизит киношникам и телевизионщикам. Часовня Сатаны пользовалась большим спросом. Тихое удобное место для съемок посреди наводящего жуть леса неподалеку от киностудии «Элстри» с электрическими кабелями внутри и снаружи, так что обычной мороки с освещением практически не бывало. Анджи знала, как поставить дело на прочную основу. Отец Маккромби держал в клетках летучих мышей, которых можно было выпускать – за тонкой, почти невидимой сеткой, – а потом снова сажать в клетки. Он держал пару соколов, которых легко было преобразить в орлов. Человек на все руки. На него самого тоже был большой спрос как на статиста – он был обладателем широкого, складчатого, декадентского лица, которое, если его удачно осветить, выглядело дьявольским, а также пары красных контактных линз, которые (за вознаграждение) он надевал для вящего эффекта. Анджи разрешила ему жить в примыкавшей к часовне кассе и платила ему вполне достаточно, чтобы он мог позволять себе горячительные напитки, мальчиков и длинные священнические одежды, которые любил. Он был ей благодарен, но, как и она, скучал. К тому же он пил. И, пожалуй, зажигая свои свечи и взывая к темным силам, был не так конкретен, как ей хотелось.