Бог Гнева (ЛП) - Кент Рина

Мой позвоночник резко выпрямляется от тона его голоса. Как в ту ночь. Как у Джона.

Это был только Джона?

Я не думаю об этом, пока бегу. Меня не волнует, что у меня паранойя или что все кажется сюрреалистичным. Все будет хорошо, пока я не выберусь отсюда.

Гигантская масса врезается в меня сзади, и я с воплем падаю на пол. Я бьюсь и бьюсь, моя голова кружится от силы удара.

— Тупая маленькая сучка. — Зейн садится мне на спину, едва не сломав ее.

Сейчас он похож на демона, его черты лица превратились в плавные линии, источающие злобу.

Я пытаюсь оттолкнуть его, повернуться, но это невозможно, когда он сидит на мне, как на стуле. Он достает бутылку с водой, которая от удара покатилась по полу, и открывает ее.

— Ты должна была пить, когда я вежливо попросил тебя.

Мой пульс грохочет в ушах, но я заставляю себя успокоиться и говорить как можно нейтральнее.

— Что... что ты делаешь, Зейн?

— Разве ты не такая умная? Не прикидывайся дурочкой, когда ты точно знаешь, что я делаю. — Он хватает меня за лицо, закрывает мне нос, и в тот момент, когда я задыхаюсь через рот, он вливает в него воду.

Я брызгаюсь и задыхаюсь, но он продолжает лить и лить, пока я не проглатываю половину, а другая половина не заливает мое лицо и шею.

Моя рука падает на пол, не в силах пошевелиться, как бы я ни старалась ее поднять.

Каждая молекула в моем теле становится вялой. Мои конечности становятся вялыми, а дыхание замедляется до пугающего ритма. Как будто я засыпаю.

Но это не так.

Все гораздо хуже.

Тело демона наваливается на меня, как во время сонного паралича, и я стону, слезы собираются в моих глазах.

Я кричу, но из меня не выходит ни звука.

Я дергаюсь, но мои руки и ноги не двигаются.

Нет.

Нет...

— Шшш. — Он гладит меня по щеке. — Веди себя хорошо, Сесилия и я не причиню тебе боли. Сильной. Разве тебе не противно от того, что у нас есть незаконченное дело? Джон должен был остаться и сделать то, о чем мы договорились в тот день, но его оттолкнула какая-то рвота, и он отпустил тебя. Я бы выполнил план, но каким-то образом ты вышла из комнаты первой, и тебя увидели несколько человек, так что я был джентльменом и даже остановил для тебя такси перед отелем.

Это был он?

Его рука горячая и тяжелая, когда он сдвигает бретельку моего платья с плеча. А может, это я сонная?

— Джон должен был оставить тебя мне, как только закончит. Мы всегда так делали. Он был обаяшкой, а я — тем, кто разрабатывал планы по заманиванию девушек в ловушку. Чаще всего они даже не помнили, что с ними произошло утром. Как по волшебству, все исчезало, — размышляет он, поглаживая рукой мое плечо. — Но ты, Сесилия, единственная, кому удалось уйти. У меня во рту остался кислый привкус. Поэтому я оставался рядом, ожидая шанса овладеть тобой как следует на этот раз. Но ты стала слишком осторожной и даже завела себе преследователя, который мешает моим планам. Видишь ли, я перфекционист. Я не мог торопиться и делать небрежную работу. Я ждал, ждал и ждал, пока наконец не смог заполучить тебя без его вмешательства. Разве я не хороший игрок? Я тоже лучше Джона. Этот дурак не умеет планировать, и его за это посадили. Я? Ты, наверное, забудешь обо мне утром. Кроме, ну, боли. Полагаю, она останется.

Нечленораздельные звуки вылетают из моих губ, когда я пытаюсь двигаться, бороться, поднять голову, руку, ногу — хоть что-нибудь. Как будто мое тело отказалось от меня.

Но это не так.

Возможно, у меня нет полного доступа к мозгу, но я знаю, что если не попытаюсь остановить это, если я хотя бы не попытаюсь, я буду жалеть об этом всю оставшуюся жизнь.

— Шшш. Не беспокойся. Я ввел больше наркотиков, чем обычно. Особое лечение для особой девушки. — Он тянет вторую бретельку вниз. — Давай посмотрим, особенная ли у тебя киска. Вообще-то, раз уж ты лежишь лицом вниз, я начну с твоей задницы.

Слезы каскадом текут по моим щекам, горячие и обильные. Я не могу двигаться, но чувствую каждое прикосновение его руки к моей спине. Я чувствую, как отвращение нарастает в моем горле, угрожая взорваться во рту.

Меня сейчас вырвет.

Я собираюсь...

Горячая жидкость проливается мне на спину, и в воздухе раздаются булькающие звуки. Сначала я думаю, что они мои. Мне кажется, что я захлебываюсь своей слюной или рвотой, но потом тяжесть исчезает с моей спины.

Он с грохотом падает на пол передо мной. Я вижу конвульсирующее тело, лужу крови под ним, и эти ужасные призрачные булькающие звуки продолжают заполнять мои уши.

Большая тень загораживает обзор, а затем я поворачиваюсь и полностью окутываюсь знакомым теплом. Тепло, которое, как я думала, больше никогда не почувствую.

Запах его одеколона окутывает меня, как второе объятие — кожа, хвоя и тепло.

— Сеси... черт. Сесилия! Ты меня слышишь?

Прерывистый стон вырывается из моего горла, как только я вижу его лицо, жесткое, темное и убийственное. Я пытаюсь разомкнуть губы, чтобы что-то сказать, но они не двигаются.

Не двигаются ни руки, ни конечности.

Я все еще парализована, нахожусь в чьей-то власти, но не чувствую угрозы.

Если уж на то пошло, я наконец-то в безопасности.

Никогда в жизни я не чувствовала себя в такой безопасности, как в этих объятиях.

Медленно, слишком медленно, я закрываю глаза, позволяя слезе стечь по лицу.

В безопасности.

— Сесилия!

В безопасности.

Я. В. Безопасности.

Я очнулась в больнице через день.

Вялая. Уставшая. Грустная.

Я плачу, когда открываю глаза, и мама обнимает меня, потом папа, потом Ава.

Но я не перестаю плакать. В груди болит, но не проходит, сколько бы я ни плакала. Как будто я вернулась к тому времени, когда бродила по улицам, прежде чем оказалась в приюте.

Все ласкают меня, включая Реми, который говорит, что не будет раздражать меня в течение месяца и что если я посмею снова уйти, он надерёт мне задницу.

Девочки, Ава, Глин и Анни, остаются рядом со мной больше всех, принося за спиной медсестры закуски и оставаясь рядом, чтобы мы могли вместе смотреть фильмы.

В этот раз я написала заявление в полицию, как по поводу недавнего инцидента, так и двухлетней давности. Было трудно, и чем больше я рассказывала о событиях, тем сильнее меня тошнило, но меня поддерживали родители и друзья. Папа позволил мне поплакать у него на груди в первую ночь, сказал, что ему жаль, что он не знал, и что он позаботится о том, чтобы Джон заплатил.

И Зейн тоже, когда они его поймают.

Но они не поймают.

Возможно, я была под действием наркотиков, но я знаю, что означал тот булькающий звук, который я слышала, и что жидкость, покрывавшая мою спину, была кровью.

Джереми убил его. Никаких сомнений. Он перерезал ему горло, оставил его корчиться на полу, а потом отвез меня в больницу.

Илья или один из его охранников, вероятно, позаботился о трупе и уборке, потому что Анника сказала мне, что они ничего не нашли в приюте, а запись с камеры наблюдения была стерта.

Несмотря на то, что я знаю, что Джереми из тех, кто не в себе и отправляет людей в реанимацию и тюрьму, я думала, что буду чувствовать отвращение от того, что он кого-то убил.

Это не так.

Ни в малейшей степени.

Зейн был серийным насильником, даже хуже, чем Джон, и он причинил боль стольким другим девушкам, кроме меня — девушкам, которым, вероятно, тяжелее, чем мне, потому что они не помнят. Я не могу представить, через какую боль им пришлось пройти, если они проснулись и узнали, что их изнасиловали.

Такие люди, как он, не заслуживают ни прав человека, ни регулируемой системы правосудия. Они заслуживают жестокой казни, на которую способен только такой человек, как Джереми.

Я провела три дня в больнице. Они держат меня под наблюдением на случай сотрясения мозга, так как я ударилась головой об пол, и, вероятно, завтра меня выпишут.