Линн Пембертон - Платиновое побережье

– Надеюсь, ему хоть больно? – холодно спросила Кристина. Полицейский пришел от ее слов в недоумение. Но что она могла сейчас рассказать об этом мерзавце? Она только сейчас начала осознавать, что Джеймс хладнокровно убил свою жену и лицемерно принимал соболезнования. Сколько времени она работала бок о бок с убийцей? Ей в голову не могло прийти, что он убийца. Потом ее мысли перескочили на Майкла Штейна, вечно вынюхивавшего все, рыскавшего по отелю в поисках своей мелкой выгоды… Но воспоминания о Стивене лишили ее покоя. Она почувствовала холод ночи, трагизм своего положения Огни, горевшие в доме, вдруг увеличились до размеров солнца и ослепили ее.

– Поддержите ее, сэр! – воскликнул полицейский, видя, что Кристина теряет сознание. Она упала на руки Мартину.

– Тебе следовало быть доктором, а не футболистом, – поблагодарила Кристина. – Так хорошо все сделал.

Они сидели за обеденным столом, и Мартин возился с повязкой на ее руке.

– Ну, вот и все. Есть небольшие ожоги. Завтра в любом случае необходимо вызвать доктора. Надеюсь, Джеймсу придется приходить в себя намного дольше.

– Бедная Элейн. Я всегда сомневалась в ее самоубийстве.

Она положила голову на здоровую руку. Мартин очень переживал за нее и от растерянности не знал, как себя вести.

– Завтра приедут полицейские, и ты сделаешь заявление, а до тех пор я побуду с тобой.

– Спасибо, Мартин. Я ценю это Пат и Адам скоро придут домой. Нам не следует говорить им, что случилось. Скажем, что я обожгла руку у плиты. Сколько сейчас времени?

– Полдесятого. Кристина встревожилась:

– Уже должны вернуться. Фильм заканчивается в девять, езды от кинотеатра минут пятнадцать.

Мартин встал. Прошелся по глубокому эркеру и прижался лбом к стеклу.

– Туман очень густой. Ваш водитель будет ехать крайне осторожно.

– Я тоже на это надеюсь. На сегодня с меня достаточно стрессов. Хватит на всю оставшуюся жизнь.

В это время Мартин заметил слабый, размытый свет фар. Они медленно, но неуклонно прорезали завесу тумана.

– Едут! – объявил он.

– Помни, ни слова! – Кристина подняла вверх перебинтованную руку. Мартин кивнул и остался стоять возле окна.

Адам вбежал в дом и сразу со всей прытью бросился к матери.

– Обалденный фильм, – кричал он. – Бен был прав! Пат тоже понравился.

Пат появилась вслед за ним и принялась снимать с него шарф и варежки. Кристина стала ей помогать, но не могла избавиться от мысли, что смотрит на сына по-другому. Раньше она искала в нем черты Стивена, а теперь узнавала в нем Мартина. Перед ней стоял ее мальчик, но он больше не был сыном человека, увязшего в махинациях с наркотиками и политиками, которого убили только за то, что он был ослеплен собственной манией величия.

Адам увидел повязку на ее руке:

– Мамочка! Что случилось?

– Ну, ты же знаешь, мама не привыкла возиться у плиты. Я была неосторожна и обожгла руку.

– А это больно? – спросил он и дотронулся до повязки.

– Нет, не очень. Но ужасно стыдно, что я сожгла «булонез».

Адам расстроился:

– А мы с Пат так хотели его попробовать!

– Ничего, я попрошу Дороти приготовить «булонез» к завтрашнему ужину. Она делает его намного лучше меня. А если ты голоден, в холодильнике есть пицца. Можешь съесть и мигом в постель. Тебе пора спать.

– Я совсем не хочу спать! – закричал он и побежал по комнате, но замер на месте, увидев Мартина. Уставился на незнакомого человека, не в силах от неожиданности произнести ни слова. Они внимательно пригляделись друг к другу. Мартин нарушил молчание первым.

– Судя по всему, тебя зовут Адам Твоя мама много рассказывала о тебе.

Адам продолжал рассматривать незнакомца с серьезным выражением лица.

– А вы пробовали спагетти «булонез», прежде чем мамочка их сожгла? – наконец спросил он.

Мартин расплылся в обезоруживающей улыбке.

– Нет. Как и ты, я приехал слишком поздно. Адам побежал и вскарабкался на кресло, чтобы быть на уровне глаз с гостем.

– А как тебя зовут? – спросил он.

– Мартин Ворд. Я друг твоей мамы. Я ее знал еще до того, как ты родился.

– А ты любишь играть в конструктор? Мы могли бы сыграть, – поинтересовался Адам.

Мартин еле сдержал возглас, настолько улыбка мальчика напоминала ту, с которой к нему в первый раз обратилась Кристина.

– Молодой человек немедленно отправляется спать, и ни о каком конструкторе не может быть и речи.

– Я не устал и хочу есть! – воскликнул Адам и бросился на кухню, где Пат ставила в микроволновую печь холодную пиццу.

– Не обращай внимания на Адама. Он типичный избалованный шестилетний ребенок. У него слишком много энергии, и иногда он ужасно утомляет. Но я не представляю жизни без него.

– Красивый мальчик, – сказал Мартин. – И похож на тебя.

– Ты прав, похож, – согласилась она и взглянула на сильный подбородок Мартина и его глубоко посаженные глаза орехового цвета. Сомнений не было, Адам становился все больше похожим на него.

Адам не заставил себя долго ждать. Он прибежал из кухни, неся в руках пиццу «пепперони». За ним шла Пат с томатным соусом и двумя стаканами апельсинового сока.

– Прости, Мартин. Я не спросила тебя, голоден ли ты? – ей стало неудобно, ведь она приглашала его на ужин.

Он покачал головой.

– Нет, но я хотел бы выпить. Если ты дашь мне стакан сухого вина, будет прекрасно.

– Конечно. Мы оставим проголодавшихся киноманов наслаждаться пиццей, а сами пройдемся по дому.

Мартин с готовностью встал.

– Ты останешься на ночь? – по-деловому поинтересовался Адам.

– Да.

– Тогда мы завтра утром сыграем в конструктор. Мартин потрепал мальчика по голове и подумал, что точно такие же волосы были у него в этом возрасте. Кристина достала бутылку «Шабли» и два бокала Она повела Мартина в комнату, где они обычно смотрели телевизор. На одной из стен были развешаны многочисленные рисунки Адама. На трех других висело несколько картин известных художников. Основное место в комнате занимала огромная тахта, на которой горой лежали мягкие игрушки. По всему полу были разбросаны солдатики и машинки. Кристина наклонилась, чтобы подобрать их и положить в большую красную коробку, стоящую в углу комнаты.

Мартин подошел к картине, изображавшей мальчика в шляпе Пьерро. Картина принадлежала кисти Пикассо. Почтительно дотронувшись до рамы, поинтересовался:

– Это настоящая вещь?

– Здесь все подлинники. Стивен был большим ценителем живописи. Особенно начала двадцатого века.

Мартин взглянул на рисунок Матисса:

– Это, должно быть, стоит целое состояние?

– Коллекция Стивена оценивается в пятьдесят миллионов долларов. – Она легко назвала эту цифру, давно привыкнув к большим суммам. И вдруг поймала себя на мысли, что все деньги, связанные с ним и окружающие ее, – грязные. Вся эта роскошь оплачена деньгами от продажи наркотиков и торговли оружием. Как страшно жить с подобными мыслями. Ей казалось, что теперь каждый понимает, откуда такое богатство.