Простушка на одну ночь - Айрин Лакс

будто это так же легко, как стрясти с дерева спелые яблоки. Вот только ты, кажется, уже договорилась квартиру сдать? Позвони, отмени все…

Мама протараторила целую речь, не дала мне и слова вставить.

— Ма…

— Все будет хорошо, милая!

Она подошла ко мне, обняла крепко, поцеловала со словами:

— Мирись со своим красавцем, больше ничего говорить не буду и лезть с советами, как это сделать, тоже. Могу сказать только одно — такой счастливой я тебя еще не видела. Повздорили? Что ж, с кем не бывает! В отношениях нужно учиться идти на компромисс, и иногда выключать гордость, включая смирение. Любовь — это не соревнование, кто кого покусает первым и как можно больнее, милая.

— Спасибо, ма.

— Я знаю, ты все сделаешь правильно. Надеюсь на это!

— А я надеюсь, что простым примирением дело не обойдется, и мне хватит сил сосватать Елену за Марселя, — добавляет Кречетов-старший.

Я с неким подозрением смотрю на маму, папу, застывшего в дверях и крайне спокойного Кречетова-старшего. Странно, что мама больше не просит нас познакомить, ведь просили же мои родители.

— Кажется, вы пообщались без меня и Марселя? — уточняю, чтобы знать наверняка.

Родители едва заметно кивают.

— Ладно, едем к Марселю, — машу рукой.

Теперь он от меня точно не отвертится! А что касается имени, так есть у меня идея, как это исправить…

Глава 41

Глава 41

Лена

По пути в больницу, Кречетов-старший вздыхает:

— У твоих родителей есть замечательная черта, которой я, к своему большому сожалению, так и не обзавелся. Они участвуют в жизни детей, но не контролируют каждый их шаг, позволяют совершать свои ошибки, но не тыкают в них носом, и всегда готовы помочь, выслушать… Хотел бы я обрести эту мудрость чуть раньше. Забудь, что говорят о житейской мудрости седин. С возрастом набиваются только шишки опыта, и это дает иллюзию о возможном праве лезть всюду со своими советами непрошенными. Иногда эти советы действенными оказываются. Но не стоит забывать, что это лишь — чужой опыт, и он не всегда применим и к тебе, и к новым реалиям…

Здесь есть над чем подумать. Я даю себе обещание, что обязательно подумаю об этом позднее. Сейчас же не могу не думать о Марселе, о нас, о нашей дочери. Все так закрутилось, завертелось. И кто же знал, что основными препятствиями на пути к счастью станут не сторонние препятствия и происки злопыхателей, а мы сами?!

* * *

Дорога до клиники пролетает словно за одно несчастное мгновение. Я опомниться не успеваю, как лифт поднимает нас на нужный этаж. Едва покинув кабинку лифта, я слышу голоса и понимаю, что обстановка накалилась.

Спорят двое друзей Марселя: Никита и Андрей.

Мужчины спорят до хрипоты. Судя по раскрасневшимся лицам и напряженным позам, они вот-вот могут сцепиться в драке.

— Позволь ему самому решать! — настаивает Никита.

— Пока он под моей ответственностью находится, только я могу решать, когда ему можно, а когда нельзя. И я, с полной ответственностью и знанием своего дела, с опытом, насчитывающим тысячи излеченных мною людей, заявляю: позволить ему сейчас куда-то сорваться — это безумие, значит, перечеркнуть весь прогресс, которого мы добились. Хочешь, чтобы он хромоногим на всю жизнь остался? Легкое прихрамывание — это ерунда, мой дорогой друг, по сравнению с тем, что может ему грозить. Но да, откуда тебе это знать?! Ты же у нас крыса конторская… — добавляет Андрей, явно переходя границы.

— Пусть так, но я готов на подвиги ради своей любимой, а ты? — фыркает Никита. — Трепло, трусло! Забыл, как на моем диване валялся и жаловался на судьбу?!

— Посмотрите-ка на героя, приз “Самый кретинский подвиг” за бросок под колеса машины во имя любви достается тебе! Нет, кажется, плохо я тебя все-таки полечил. Боюсь, вавка у тебя в голове осталась. Вот такая! — взмахивает руками Андрей, нечаянно попав по носу Никите.

Тот посчитал, что это сигнал в драке и взмахнул кулаком в ответ.

— Что здесь происходит?! — повысила я голос, когда мужчины уже схватили друг друга за грудки и начали трясти на радость всем собравшимся вокруг них зевакам.

— То и происходит, Шатохина! Тебя бы я тоже к Марселю не пускал! Все. Никого не пущу. И Марселя из отделения не выпущу, пока на ноги не встанет. Я так сказал! — заявил он, оттолкнув Никиту. — А понадобится, еще и охрану выставлю.

Сказав это, Андрей Платонов сердито ушел, запахнув на груди медицинский халат, оставшийся без двух или трех пуговиц после небольшой потасовки. Я поспешила за ним.

— Андрей, постой! Андрей, не заставляй беременную девушку бегать! — позвала я запыхавшимся голосом.

— Что?! — притормозил муж подруги.

— Что придумал Марсель?

— Понятия не имею, что вы друг другу наговорили, но он словно с цепи сорвался, рвет и мечет, выписываться надумал.

— КАК?!

— Вот так! — Андрей поднял руки и опустил их. — Вот так, как будто речь идет о пустяках, а не о его здоровье и возможности полноценно двигаться в дальнейшем.

— Можно я с ним поговорю?

— Еще чегоооо!

— И его отец.

— ВДВОЙНЕ ОТКАЗЫВАЮ! — упрямо заявил Андрей. — Кого ты слушаешь, милая? Никиту? Горе-героя! Он с Марселем не так близок, как я, а я…

— Никого я не слушаю! — возмутилась я. — Кроме своего сердца. Ну, дай к нему зайти! Я вспылила, потому что он… Он — Марсель, и этим все сказано! Его упрямство непробиваемо-непрошибаемое. Но я упрямее!

— Оно и заметно!

— Андрей. Так надо! Ты не имеешь права мне в этом отказывать. Поверь, я с ним поговорю, и все наладится. Надеюсь…

— А если нет.

— Значит, я попытаюсь достучаться до этого упрямца снова! — заявила я. — Тем более, насколько я поняла, он уже хочет броситься вдогонку за мной, наплевав на угрозу здоровью и потенциальный вред.

— Так и есть, — кивает Андрей.

Он призадумался, потом кивнул.

— Ладно. Попробуй… Но только без его отца. Поверь, ни к чему посторонние уши, да и вообще Марс