Порочные ангелы (ЛП) - Карина Халле

полностью подделан. Но ничего лучше не купишь. Он пройдет все проверки снова и снова, до тех пор, пока ты сможешь вспомнить, кто ты такой. У меня есть свидетельство о рождении и водительские права.

— Хавьер Гарсия, — прочитала она с моего. — Думаю, Хавьер Берналь мне нравится больше.

— Конечно, — сказал я, поправляя воротничок. — Он самый лучший.

Она прикусила губу, размышляя.

— Так зачем нам это? Мы едем в Канаду? Кажется, у меня там есть дядя, может, мы могли бы навестить его?

— Дорогая, — сказал я ей, притягивая ее к себе. Я провел большим пальцем по ее губам, затем провел им по своим, пробуя пиво, — мы можем поехать куда угодно, куда ты захочешь. И так надолго, как ты захочешь. Нам никогда не придется возвращаться.

Она нахмурилась, качая головой.

— Не понимаю. О чем ты говоришь?

Я глубоко вдохнул, сердце сильно билось о ребра. Я уже несколько раз прокручивал это в голове. Для чего-то настолько серьезного, настолько меняющего жизнь, я не мог допустить, чтобы сказать что-то не то.

— Я рисковал всем, чтобы заполучить тебя, Луиза. И ни за что не рискну потерять тебя снова. Скажи мне одно слово, и мы сбежим. Скажи мне сделать это, и я сделаю. Я откажусь от всего этого. Мы можем быть свободны там, вне опасности. Мы можем оставить все это позади.

— Мы не можем сбежать, Хавьер, — медленно сказала она.

— Нет, можем. Мы можем делать все, что захотим.

Она терпеливо улыбнулась и нежно поцеловала меня в губы.

— Нет, любовь моя, мы не можем, — сказала она, взяв мое лицо в свои руки. — Ты никогда не сможешь убежать от себя, ты просто будешь ходить по кругу. От этой жизни не убежать, потому что это твоя жизнь, и ты такой, какой ты есть. И в этом нет ничего плохого.

Ее слова вонзились в меня, как самое сладкое лезвие. И все же.

— Я не могу потерять тебя, — сказал я ей, чувствуя правду всем своим существом.

— Ты не потеряешь меня. Я с радостью проживу эту жизнь с тобой. Чувствую, что это то, для чего я предназначена. Быть твоей королевой и править рядом с тобой.

Я потер губы, пытаясь не улыбнуться ее красивой фразе.

— Это уродливая жизнь.

Она пожала плечами.

— Знаю. И это все, что я когда-либо знала. Но, по крайней мере, теперь у меня будет достаточно силы, чтобы скрыть уродство.

Я усмехнулся. Мое сердце могло разорваться.

— У тебя будет вся сила. У тебя будет все.

— И все же я хочу только тебя.

— У тебя есть я, мое черное сердце и моя порочная душа.

Я схватил ее и с силой поцеловал, не в силах сдерживаться. Она никогда не была так вкусна. Запах солнца на ее коже, прохладные океанские брызги, мысль о том, что она будет править рядом со мной, со всем ее хорошим и плохим — все это заставляло мое сердце биться, а член безжалостно пульсировать.

— Не думаю, что когда-либо хотел тебя больше.

Я застонал ей в рот, падая спиной на песок и увлекая ее за собой. Я потянул ее на себя, обхватив ее ноги так, что она оказалась на уровне моей талии. Мой язык жадно погружался в ее рот снова и снова, разжигая пламя, которое я не мог сдержать. Я мечтал об этом несколько дней.

— Мы всегда можем снять номер в отеле, — сказала она мне в губы, и по тому, как сбилось ее дыхание, я понял, что она возбуждена так же, как и я.

Я все еще мог возбудить ее в считанные секунды.

— К черту, — сказал я. Я протянул руку между ее ног и залез под юбку. Сдвинул в сторону ее нижнее белье и усмехнулся, обнаружив, какая она мокрая. — Моя королева, мы никуда не пойдем.

Она застонала, ее глаза затрепетали.

— Но на пляже есть люди. Нас арестуют.

— Ты в этом уверена? — спросил я, зная, что в Мексике меня никогда ни за что не арестуют.

— Люди увидят.

— Туристы увидят, — сказал я ей, облизывая ее ухо. — И пусть видят. Пусть возвращаются домой и думают, что Мексика — это веселое место.

Я сильно укусил ее за шею, наслаждаясь ощущением ее кожи между зубами. Она задрожала, ей это понравилось.

— Я не знаю, — задыхаясь, сказала она, выгнув спину.

Одной рукой я вводил в нее пальцы, а другой расстегивал ширинку. Это была проигрышная битва с ее стороны.

— Слушай, — сказал я, подавляя стон, — ты мексиканка или не мексиканка?

Она рассмеялась, гортанно и горячо.

— Теперь цитируешь фильмы? Ты плохой.

— Ты любишь меня плохим.

Она безмятежно улыбнулась мне.

— Ты знаешь, что люблю, — затем ее рот скривился в «о», когда я вынул свой набухший член и ввел его в нее.

Она была такой тугой, такой шелковистой, такой совершенной. Не имело значения, трахались ли мы на публике, средь бела дня на пляжах Масатлана, или в моей постели, она была всем, в чем я нуждался, всем, чего я хотел.

— Забери меня