Кэтрин Стоун - Радуга

— Я думал, возможно, это будет букет изумрудов и рубинов.

— Я люблю тебя, — ответила Кэтрин на его легкую иронию.

Букет изумрудов и рубинов, разумеется, будет выглядеть ужасно, но Ален просто предлагал нечто, как можно более далекое от очевидного решения: к изумительным синим глазам Кэтрин более всего подошли бы изумительные синие сапфиры. Кэтрин рассказала Алену о сапфирах, которые она уже получила как символ любви — от матери и от Джеймса, и сейчас поняла, что ирония Алена была деликатным напоминанием, что он никогда не подарит ей камни, которые будут бередить затянувшиеся раны.

— Я тоже люблю тебя, Кэтрин. — И, немного помолчав, признался:

— Вообще-то я уже думал о твоем обручальном кольце.

— И что?

— Мне кажется, бриллиант — простой и элегантный ограненный солитер в тонкой оправе из белого и желтого золота вполне подойдет.

— Ах, Ален, это будет изумительно!

— В конце концов, оставят они меня в покое хотя бы на день? — раздраженно усмехнулась Алекса и, положив трубку, посмотрела на Кэтрин, с которой они до звонка наслаждались завтраком.

— Что за ужасная вещь приключилась? — поинтересовалась Кэтрин.

— Они хотят, чтобы я сегодня работала! Кэт, я вчера вернулась после одиннадцати вечера с твердым обещанием режиссера, что в обмен на поздние съемки вчера сегодня получу выходной.

— Так оно и было. А теперь ты снова им нужна?

— Только до полудня. И кажется, мне следует взять с них письменное обязательство. Теперь режиссер говорит, что, если закончим съемку сцены сегодня, больше на этой неделе я им не понадоблюсь. А это значит, что я буду свободна до конца Рождества.

— Звучит неплохо.

— Звучит очень хорошо, да? Еще лучше было бы послать их подальше. Ну да ладно. Думаю, ты подбросишь меня по пути, а после съемок я доберусь домой на такси.

— Алекса, моя репетиция закончится к полудню. Так что я могу заехать за тобой на студию и подождать.

— Ах нет, Кэт, если не возражаешь, я хотела, чтобы ты встретила Джеймса.

— Джеймса? — удивилась Кэтрин.

— Да. Он позвонил вчера после обеда в студию. Насколько я поняла, он триумфально закончил свои переговоры в Колумбии и сегодня возвращается домой. По расписанию его самолет прибудет в аэропорт в час пятнадцать, и я сказала, что встречу его.

— Ты всегда его встречаешь?

— Нет. Но сегодня — ровно год со дня гибели его родителей, и я подумала… — Алекса пожала плечами. — Я, естественно, не сказала этого Джеймсу и не знаю, будет ли он сегодня больше грустить о них, чем в любой другой день, но…

— Но что?

— По-моему, он не против, чтобы его встретили. Не говоря уже о том, что сейчас Рождество, а он так одинок. Надеюсь, что Джеймс присоединится к нам в рождественский ужин. Может быть, ты и пригласишь его? Кэт, так ты можешь встретить Джеймса? Не возражаешь?

— Нет, конечно, не возражаю.

— Замечательно! Спасибо. Если хочешь, пригласи его на ужин и сегодня. Роберт рассчитывает приехать к шести.

Строя планы своей будущей любви, они говорили о том, как это романтично — встречать друг друга в аэропортах. И пообещали, что никогда не будут разлучаться более чем на неделю; и каждый при этом думал: а не слишком ли долгий срок и неделя?

Кэтрин не видела Джеймса со дня их прощания на Иле, в июле… Сегодня исполнился ровно год с того самого дня, когда прекрасные планы их прекрасной тайной любви начали умирать.

Но когда Джеймс, выйдя из самолета, увидел Кэтрин, ему показалось, что прошедшего года вовсе не было и их радостная, сказочная любовь жива, все еще цветет. Джеймс, разумеется, никак не ожидал встретить Кэт в аэропорту и был совершенно беззащитен в этот момент. Его непокорное сердце откликнулось прежде разума, а в его взгляде, полном нескрываемого желания и любви, отразились мгновенная радость и дерзкие мечты.

И в тот же самый момент, несмотря на строгие предупреждения, данные самой себе перед встречей с Джеймсом, сердце Кэтрин затрепетало от счастья, которое нечаянно выплеснулось и в ее взгляде — зеркальном отражении чувств, читавшихся в глазах Джеймса.

Волшебное мгновение не могло длиться вечно. Быстро, слишком быстро вмешался рассудок, подавляя счастливый зов сердца жестоким напоминанием о реальности. И когда Джеймс подошел к Кэтрин, оба уже знали: их страстному стремлению снова быть вместе не суждено осуществиться, а потому улыбнулись друг другу виновато и очень-очень нежно.

— Здравствуй, Кэтрин, — тихо сказал Джеймс.

— Привет. Алекса сегодня работает.

Вскоре Кэтрин остановила машину у ворот Инвернесса. Она еще не пригласила Джеймса на рождественский ужин со своей семьей, не говоря уже о сегодняшнем ужине с Робертом и Алексой в Роуз-Клиффе. Кроме того, Кэтрин не сообщила Джеймсу новость, которую, несомненно, должна была сказать, пока они наедине.

— Джеймс… Ален предложил мне выйти за него замуж, и… я согласилась.

— Ален? Принц Кастиль?

— Да. — Кэтрин нахмурилась. — Неужели Алекса не говорила тебе, что…

— Нет.

— Мне кажется, ты собираешься пожелать мне всего наилучшего.

— Кэтрин… Ты хорошо его знаешь?

— Я знаю его очень хорошо, Джеймс, — заверила она с благодарной улыбкой за трогательную заботу.

— Ты знаешь о его отце?

— Да, я знаю о Жан-Люке. Я знаю все о его вероломстве и сумасшествии. Но откуда знаешь о нем ты, Джеймс? О нет! — прошептала она, найдя ответ в собственном вопросе. — Ты поэтому был на острове в июле? Ты проверял Алена?

— Нет. Элиот немного рассказал мне об истории Иля, прежде чем я туда поехал, вот и все. — Джеймс был в нерешительности, понимая, что не имеет права совать свой нос в чужие дела.

Но он вдруг с поразительной ясностью вспомнил то, о чем рассказала ему сводная сестра принца в то утро на яхте: «Когда-нибудь Ален женится, чтобы дать Илю нового монарха, но я абсолютно уверена, что он больше никогда никого не полюбит». Немного помолчав, Джеймс продолжил:

— Это Натали рассказала мне об Алене… о том, что ее брат однажды уже был помолвлен.

Как только смысл слов Джеймса дошел до Кэтрин, ее захлестнули неведомые ей прежде приступы гнева и знакомая щемящая грусть. Взбудораженные чувства требовали выхода. Первым заговорило более мощное чувство гнева:

— И о том, что он очень сильно любил Монику? И о том, как она трагически погибла, а Ален в беспомощном ужасе наблюдал ее смерть и затем твердо убедил себя в том, что никогда больше не полюбит? О да, я об этом знаю! — Кэтрин замолчала; гнев исчез так же стремительно, как и появился, в голосе ее зазвучали смущение и тихая печаль:

— Ты не можешь себе представить, Джеймс, что кто-то способен полюбить меня по-настоящему? Только потому, что не можешь…