The Мечты. О любви - Марина Светлая (JK et Светлая)

— не мучась, но, что важно — и не муча никого из близких. При жизни от него хлопот было больше — с его-то характером, совершенно невыносимым. После этого мать переехала к Артему, в Торонто. Соглашалась так, будто оказывала то ли великую милость, то ли великую честь. Мелисса ей не понравилась, зато она была в восторге от внучки, с которой познакомилась только там. Нашла себе подружку своего возраста, еще и землячку, говорившую на какой-то дикой смеси английского и украинского, поскольку родилась хоть и в семье эмигрантов, но в каком-то очень далеком поколении. И вместе с этой подружкой теперь занималась в музыкальном кружке, вспомнив, что когда-то умела играть на домре. Иногда критиковала очередную партнершу своего сына, если та попадалась ей на глаза, но, кажется, чувствовала себя вполне счастливой и нашедшей свое место на этой земле.

По работе все двигался и двигался, больше уже не стоял на месте, не ощущал себя тонущим в болоте, в котором ему мелко плавать и лучше сразу удавиться. Ступенька за ступенькой — теперь он руководил огромным подразделением, возглавив целое направление их деятельности, и, пожалуй, слукавил, когда говорил Жене про «повыше». Но Нидерланды ему и правда предлагали. А вот срываться с места — наверное, все же нет, не стоит, не хочет, не станет. Было бы ему лет на десять меньше. А теперь у него все-все самое ценное — там, за океаном.

Больше не влюблялся. Женечкина мать была его последней попыткой, после нее — махнул рукой. Женщин вокруг было достаточно, чтобы нескучно провести время, но путешествия свои он теперь делил с дочерью. И она же была единственной, с кем он мог делить крышу.

Все как у всех.

Все как у всех.

Не лучше и не хуже.

И только тесно. Внутри самого себя — тесно от того, что Женя, его Женя Малич — вот она. Та же самая. И в то же время слишком далекая от того времени, когда он целовал ее в щечку, подвозил с работы. И хотел быть отцом ее ребенка, если она разрешит.

Не разрешила. Пока он мечтал о ней, она мечтала совсем о другом.

— Па, а можно мы еще на вот той штуке покатаемся! — снова взвизгнула Женечка, возбужденно указывая куда-то в сторону моря. Артем мотнул головой — пляжные зазывалы приглашали на банан.

— Тебе обедать пора! — отказал Юрага. — Давай лучше живо иди окунись. Песок надо смыть. И погнали.

— Но папа!

— А вечером попробуем их поймать. Не канючь.

— Я не канючу! — возмутилась девочка, но подскочила с песочка и только пятки засверкали в сторону моря. А Юрага повернулся к Жене:

— Мы пойдем, Евгения Андреевна. Правда, пора уже. Было бы здорово еще увидеться, пока я здесь. Может, даже со всеми детьми и вашим мужем. Они здорово поладили… в смысле — дети, да?

— Мы стараемся каждый день выбираться, — улыбнулась она в ответ, — и этот пляж нам нравится. Но иногда наша компания гораздо многочисленнее. Присоединяйтесь!

— И Роман Романович не станет возражать? — усмехнулся Юрага, почему-то подумав, что, наверное, надо подыскать им с Женечкой все-таки другое место для морских купаний.

— А у папы сейчас новый проект, — внесла свою лепту Лизка, — ему некогда.

— У Романа Романовича всегда были очень амбициозные идеи. Что-то строит?

— Увлекся реставрацией. Помните здание Гамбургского банка?

— На пересечении Флотской и Артынова? Серое такое? С сыпавшейся лепниной?

— Именно оно, — кивнула Женя. — Лепнина больше не осыпается, а некоторые элементы, которых давно не было, восстановлены по старым рисункам, в каких-то частных архивах нашлись.

— И вашему Моджеевскому это правда интересно?

— Вряд ли таким станешь заниматься, если не интересно.

— Слабо представляю себе его, вгрызающимся в старые чертежи и рисунки, — пожал плечами Артем Викторович. — Хотя, конечно, вообще мало что знаю о нем. Может, он действительно не такой, каким казался когда-то.

— Просто сейчас у него есть достаточно времени для этого, — улыбнулась она. — И возможности, чтобы осуществить собственные мечты.

— Ну, это здорово, — охотно согласился с ней Юрага и, вытянув шею, вгляделся в море. Женечка уже торчала по пояс в воде возле плавучего банана, с явной завистью и вожделением разглядывая детишек и взрослых, облаченных в ярко-оранжевые спасательные жилеты. Инициативная, блин.

Артем Викторович усмехнулся и сказал:

— Кажется, еще немного, и ее унесет в дальние дали. Пошел, в общем, за своим спиногрызом. Хорошего дня, Жень.

— В дали еще рановато, — со смехом отозвалась она, глянув на Женю-маленькую и мысленно вздохнув от фантазии Юраги. Это ж надо было додуматься дать ребенку такое имя! Но вслух, конечно же, произнесла другое: — Я была рада с вами повстречаться, Артем. И вам хорошего дня!

— До свидания, — махнул он ей и легко, молодцевато подхватился с песка, потрусив к морю.

Вода была уже настолько теплой, что, казалось, морские обитатели должны уходить подальше на дно. Здесь, на мелководье — опасно оказаться сварившейся креветкой. И тем не менее, мелкие стайки рыбок врассыпную бросились от него, едва он зашел. Он заметил это краем глаз, мимолетно. Так же мимолетно, как и пролетевшую чайку над самыми волнами, размеренно, как дыхание, вздымавшимися вокруг. Мир словно бы замедлился. Впереди была Женечка. Позади — Женя.

Впереди — настоящее и будущее. Там, за спиной — не сбывшееся.

Мечты бывают несбывшимися, а бывают — несбыточными. Никто не запрещает мечтать о том, чтобы объехать весь земной шар, ведь это реально. Когда-то было почти невозможно, а теперь — нужны считанные дни, чтобы по экватору. Никто не запрещает мечтать о том, чтобы отправиться в другую галактику. Сегодня — никак, но как знать через сотню лет? А уж при условии наличия существующей ныне коммерческой космонавтики — хотя бы ненадолго почувствовать себя космонавтом вполне себе реально. Никто не мог запретить ему мечтать о женщине, оставшейся за спиной. Но и через сотню лет — она останется столь же недостижимой, как была раньше. Просто потому, что это не его женщина. Может быть, в какой-то иной реальности… если бы они оба были иными…

И еще большой вопрос, что делать, если мечта сбылась? Вдруг