Жестокая болезнь - Триша Вольф

сумку через плечо. — И я все сделаю, не убивая, — посылаю ему воздушный поцелуй на прощание. — Будь хорошим мальчиком в мое отсутствие.

— Ты вернешься за мной.

Я замираю, взвешивая, следует ли мне воспринимать его заявление как вопрос или утверждение, и в конечном итоге решаю проигнорировать его.

Но потом почти забываю. Поворачиваюсь обратно к клетке и бросаю сумку.

— Выверни карманы.

Алекс удерживает мой взгляд, держась за клетку.

— Я просто хотел, чтобы ты осознала свое великое предназначение.

— Ты хотел сделать терминаторшу-психопатку, — отвечаю я, и хриплый смех вырывается наружу. — Может, я и больна, Алекс, но ты тоже ненормальный. Один из нас должен быть в здравом уме и положить этому конец.

Его пальцы сжимают металл; он презирает себя за то, что не контролирует ситуацию. Не контролирует меня. Наконец, он смягчается и отталкивается от клетки. Роется в карманах и вынимает предметы один за другим.

Он просовывает перочинный нож в отверстие. Следом идут его бумажник и телефон. Достает микрочип, который мы обнаружили в визитной карточке Лондон. Поколебавшись, он на секунду прижимает чип к ладони, потом кидает.

Я ловлю его.

— Ремень тоже, — приказываю ему.

Он усмехается, когда расстегивает черный пояс. Затем медленно наматывает его на свою здоровую руку, разыгрывая спектакль для меня. Жар заливает щеки, когда я вспоминаю ощущение кожи, стягивающей мои запястья.

— Хочешь мою одежду? Если оставить меня голым и униженным в клетке на неделю, это уравновесит чашу весов между нами.

Я вздергиваю подбородок. Конечно, Алекс установил слежку за графиком Брюстера, но его предположение, что я просто отпущу его, вызывает у меня жгучий холодок по коже.

После того, как он продевает ремень через прутья в нижней части клетки, я опускаюсь на колени, бросаю его в сумку и застегиваю молнию.

Когда встаю, встречаюсь с ним взглядом, зная, что каждую мучительную эмоцию, отражающуюся на моем лице, невозможно скрыть.

— Я не пытаюсь наказать тебя или поквитаться, — признаю я, пораженная осознанием того, что это правда. — Ты был прав, Алекс. Когда сказал, что я сосредоточена только на жизни, которую отняла, а не спасла. По крайней мере, спасибо за то, что помог мне осознать это и понять, что я должна делать сейчас, чтобы спасти еще одну жизнь.

Я накрываю его пальцы своими, сглатывая жгучую боль, подступающую к горлу.

Может быть, это искренность, которую он слышит в моем голосе, или отсутствие обиды, но черты его лица расслабляются, и на нем появляется выражение торжественного принятия.

Убирая руку, я замечаю висящие карманные часы. Пусть оставит себе. Когда он разбил их, то пытался освободить меня. Или пытался освободить нас обоих. В любом случае, он хотел избавиться от безумия, пожирающего его разум из-за эксперимента и жизней, которые он забрал.

Однако поломка часов не изменила результата.

Но пусть у него будет напоминание.

Когда я начинаю уходить, он, наконец, заговаривает.

— Грейсон забрал флешку с рецептурой лекарства.

Я останавливаюсь в дверях с настороженностью. Закрываю глаза и дышу, укрепляя свою решимость. Нельзя поддаться на его манипуляции.

— Они хотят тебя, — невозмутимо продолжает он. — Чтобы изучить или поэкспериментировать… У меня пока нет точной теории. Но они, правда, хотят тебя, и я уверен, что они подвергнут тебя гораздо худшим пыткам, чем я когда-либо мог.

— Я рискну, — ухожу, не оглядываясь на него.

— Даже если все получится, они тебя просто так не отпустят. Я пытаюсь защитить тебя… — кричит он мне вслед. — Это закончится только кровью.

Возможно, он говорит правду. Той ночью в танцевальном клубе я задавалась вопросом, чего добивались Лондон и Грейсон, если это я подожгла фитиль и запустила цепь событий. Я могла бы продолжать строить догадки, но благодаря Алексу поняла, что, слишком долгое погружение в анализ может помешать действию.

А я лучше всего проявляю себя, когда действую.

Сжимаю микрочип в ладони, проходя мимо Аддисин.

— Делай, что должна, — останавливаюсь у входной двери, глядя в ее сторону. — Постарайся все же не убить его. Мне нравятся его красивые голубые глазки.

Она приподнимает бровь идеальной формы в знак признания, и я задаюсь вопросом, правильный ли выбор сделала.

Сомнение — изнуряющая эмоция. Сомнение делает тебя слабой, оно заставляет сомневаться в собственном разуме. Даже когда ты знаешь, что делаешь правильный выбор, трудности, связанные с этим выбором, сдерживают.

Боль и страдание в сердце, которые возникают из-за силы характера, — это цена, которую платишь за свою мораль.

Иногда легче поддаться страху.

Я ненавижу Алекса за то, кем я стала, но прямо сейчас больше всего я ненавижу себя.

Оставляю Аддисин на попечение Алекса в надежде, что смогу осуществить план, который, наконец, освободит нас. Потому что этого мы и хотим.

Это я уловила в словах Лондон, когда она говорила о своем пациенте; желание быть свободной — свободной от ограничений своего мира, свободной быть с Грейсоном. Чтобы они жили на своих условиях.

Алекс представляет для этого угрозу.

Он угрожает разоблачить Грейсона, и независимо от того, насколько хорошо организован план Алекса, мы не можем рисковать провалом. Мы не можем отнимать больше жизней.

Если у меня получится, я смогу обеспечить свободу всем нам, не становясь монстром, которого Алекс пытался создать.

ГЛАВА 40

ШАХ И МАТ

БЛЕЙКЛИ

Мой телефон вибрирует в заднем кармане.

Я достаю его, чтобы прочитать сообщение:

Он начинает смердеть.

Мои плечи сводит от постоянного напряжения. Я потягиваюсь и отправляю ответное сообщение Аддисин.

Облей его из шланга.

Мы говорим зашифровано. Если кто-нибудь захочет просмотреть мои данные, я как будто обсуждаю вонючую собаку с женщиной, которая работает в питомнике. Я и об этом позаботилась, решив запереть человека в клетке и отправиться на безрассудную миссию по разоблачению одного из самых опасных людей в Нью-Йорке.

Потребовалось четыре дня, чтобы разработать стратегию, связывающую Брюстера с жертвами Алекса и… моими. В конечном итоге решение обвинить Брюстера в убийстве Эриксона заняло больше времени. Ведь мне пришлось вести внутреннюю борьбу.

Однако, чтобы схема была четкой, не должно быть никаких зацепок или жертв, убитых по-другому. Каждая смерть должна быть связана с наркобизнесом Брюстера.

Как я это сделала:

Тщательно просмотрела финансовые отчеты Эриксона и банковские выписки, выделяя любые транзакции, связанные с подставными компаниями Брюстера. Неприличное количество нулей, которые Эриксон выставил Брюстеру, заставило меня понять, что Алекс был прав в том отношении, что Брюстер придет за человеком, убившим его финансового консультанта.

Он захочет удостовериться, знает ли этот человек о сделках Брюстера и Эриксона, будь то из-за шантажа или по другой гнусной причине. Для