Алена Филипенко - Мой лучший враг (СИ)

Но, когда она появилась, прошлое снова вернулось к нему. Смотря в ее глаза, он видел его. Видел каждый миг того жуткого дня, и будто заново переживал те ужасные мгновения. Это было выше его сил.

«Могли бы мы быть вместе, если бы я был нормальным?»

Он начинал рассуждать, что вышел за категорию нормальности после того дня, когда прямая, по которой шла его дорога, резко искривилась в сторону и пошла по параллельной. Или по наклонной? Он не знал. Но знал точно, что это не та дорога.

«Могли бы мы быть вместе в той жизни, которая и сейчас существует, но идет где-то там, параллельно моей?»

Что вообще происходило бы в той жизни? Как она развивалась бы, если бы не было того дня?

Он много рассуждал на эту тему, углублялся в тяжелые мысли, представлял параллельную жизнь.

Он поднялся на ноги и пошел по мосту. Но что-то внутри жалобно замяукало. Он ударил себя в грудь.

«Заткнись».

Но что-то жалобно скулило и просило его.

Он обернулся. Посмотрел на маленькое тело на мосту. Тяжело вздохнул. Развернулся и подошел к ней, осторожно взял на руки. Она была довольно тяжелой для своего роста, – а может, ему просто кажется – непривычно брать кого-то на руки.

Он вышел из лесной зоны, оказался в городской черте. Он положил ее на траву у какого-то дома. Посмотрел на нее. Что-то внутри мяукнуло. Он издал ворчливый вздох, снял свой пиджак, подстелил под нее. Вот так она не должна замерзнуть.

Он усмехнулся.

«Какой же я двуличный. Сначала чуть не замучил ее до смерти. Теперь беспокоюсь о том, не замерзнет ли она».

Но он ничего не мог с собой поделать.

Он отошел от нее. Внутри что-то кричало и выло, но он не реагировал. Он сделал для нее все, что мог. Он отошел подальше, спрятался за угол. Стал наблюдать. Минут через десять из дома вышла пара, мужчина и женщина. Увидев девочку, лежавшую на траве без сознания, женщина всплеснула руками. Пара подошла к ней, женщина ощупала ее лоб, потрогала пульс. Мужчина достал телефон, стал набирать номер. Через некоторое время приехала скорая.

Ее положили на носилки и загрузили в машину скорой помощи. Машина тронулась с места.

Вот и все. С ней все будет хорошо.

Он хмыкнул.

С чего вдруг он так беспокоился о ней? Он сам довел ее до такого состояния. Только он и больше никто не виноват. Откуда ж такая забота?

Он засунул руки в карманы и беззаботной походкой направился куда-то. Он попытался не думать о ней. Стал думать о сегодняшних планах на вечер.

«А сегодня намечается туса. И мы нажремся и будем лапать девок. А потом мы как всегда че-нить расхерачим на хате и нас выставят за дверь. А мы пойдем да разобьем чью-нибудь тачку. А потом отмудохаем парочку безобидных гопников, просто так, для поднятия тонуса. А потом будем ржать до посинения и бесцельно шляться по улицам. Это будет клевый день. Да, как же я люблю этот гребаный мир. Жаль, что он меня не любит».

Он пытался убедить себя в том, что он бездушный кусок дерьма, что у него нет чувства вины, и все, что он делает – правильно.

Но внутри все болело и горело огнем, что-то острыми когтями раздирало грудь.

Он ушел, весело насвистывая и напевая какую-то глупую песню, чтобы отвлечься, пиная по дороге какой-то камень.

– Телега старая, колеса гнутые…

Но что-то внутри него жалобно стонало и карябало внутренности, выло, билось и билось и пыталось вырваться на свободу.

Он запел громче, пытаясь заглушить эти звуки.

– Телега старая, колеса гнутые, а нам все похую, мы ебанутые…

Глава 39

Раз… Ешь стекло или умри.

Два… Взорви воздушный замок.

Три… Беги в страну потерянных мальчишек.

Четыре… Спой колыбельную кролику!

Шепот множества голосов в голове не дает мне покоя. От этих голосов никуда не деться. Они всегда рядом. Они летают в голове, эхом ударяются о стены черепной коробки. Я слышу их…

Открываю глаза. Вижу деревянные панели. Наконец-то не белый облупленный потолок больничной палаты. Я дома.

Смотрю по сторонам. Осматриваю шкаф, окно, занавески. Вроде все осталось то же самое, но что-то изменилось. Я теперь будто вижу все по-другому. И дело не в зрении. Что-то происходит внутри, с головой. Это невозможно объяснить.

Я пытаюсь пошевелиться, но все мышцы тела окаменели. Пытаюсь разлепить слипшиеся губы и выдавить слова. Чувствую, что все мое тело заледенело. Я умерла?

Нет.

– Я живая, слышишь? – шепчу я потолку. – Я живая.

Кто-то скребется в дверь. Нет. Уйдите, уйдите, прошу. Хочу убежать далеко-далеко, чтобы не видеть и не слышать ни одного человека. В дверь входит мама.

– Томочка, ты уже проснулась?

Мне хочется затолкать ей в глотку ее уменьшительно-ласкательные суффиксы. Я ужасаюсь самой себе: откуда вдруг столько агрессии?

– Как спалось?

Дурацкий вопрос.

– Нормально.

– Пойдем завтракать? Я сготовила блинчики.

Смотрю на маму с удивлением. Она сготовила блинчики? Сама?

Мама будто слышит мои мысли. Тихонько смеется.

– Под руководством бабушки, естественно.

Ее смех выходит каким-то нервным. И тогда я понимаю, сколько же они натерпелись со мной. Мама пытается справиться со стрессом, используя «метод мушкетеров» – смех.

Я складываю губы в подобие улыбки, чтобы успокоить маму и показать, что со мной все хорошо.

Сижу на кухне и пытаюсь проглотить каменный блинчик. Мама с бабушкой сидят напротив и наблюдают за мной. Чувствую себя не очень-то уютно.

– Вкусно? – спрашивает мама.

– Да, очень, – проглатываю я твердый комок, который неприятно царапает горло. Бабушка дала маме излишнюю самостоятельность в процессе готовки.

Они не говорят о том, что случилось. А я сижу как на иголках, в неприятном ожидании. Когда же они начнут меня пилить? Но этого так и не происходит. Я думаю о том, как они обсуждали это между собой. И наверняка сказали в полицию. И как мне придется туда тащиться и все объяснять стражам порядка. А они быстро раскроют мое вранье…

А выдавать Стаса Шутова я не собираюсь.

Стас Шутов.

Я замечаю вдалеке, на вешалке, знакомый пиджак.

В кровь выбрасывается адреналин. Сердце бешено стучит, а легкие с удвоенной силой качают воздух. Я шумно втягиваю его. Меня захлестывает волна ненависти и отвращения.

То, что сделал он… Этого не может сделать человек. Монстр. Чудовище. ОНО. ОНО еще там, на свободе. Безнаказанно расхаживает по улице и думает, что ему все сходит с рук. Я не допущу этого. ОНО заслуживает смерти.

У меня внутри будто копошится клубок из ядовитых змей. Это чувство новое для меня.