Странная дружба - Вера Вкуфь

Чувствительная мягкость пропустила его легко и ненапряжно, обволакивая, как нежным маслом.

Женя уткнулась щекой в подушку, раскидывая рядом локти и прикрывая глаза. Лицо её было розовым, а пальцы нащупывали подушечный край. Максим двинулся. Ещё раз. И стал ускорять ритм. Женины пальцы ощутимо стиснули наволочку.

Двигаться хотелось резче и сильнее. Погружаясь глубже, насколько возможно. Максим снова стиснул Женину ягодицу, и влагалище сильнее сжалось вокруг его члена. Лёгкий шлепок получился с почти таким же эффектом.

Максим схватился за Женину талию, наваливаясь сверху чуть сильнее. Женины стоны стали ярче. А Максим, как загипнотизированный, смотрел на ямочки на спине. Которые из круглых становились чуть продолговатыми от каждого его напора.

Женино лицо становилось всё алее. И выдохи становились громче и почти совпадали с Максимовыми движениями. Максим подхватил её ладонью под живот. Спустился ниже. Средний палец как раз лёг на чувствительную складку.

Женя дёрнулась головой вверх, теперь сминая подушку подбородком. И плечи её сильно напряглись. А бёдра стиснулись, усиливая контакт.

Внутри Максима уже всё горело, начиная с затылка. Жар перекатывался по всему телу. Вторая ладонь скользнула с Жениного живота вверх и нащупала примятую к одеялу грудь. Стиснула её, отчего внутри Жени ощутился новый толчок.

Чувствуя, как на него накатывает новая волна, Максим резко подался вперёд, припадая грудью к чужой спине. Тело уже двигалось само, в собственном нарастающем ритме, повинуясь исключительно собственным желаниям.

В нос пахнуло жаром Жениных волос. Максим закрыл глаза и почувствовал, как сильно сжимаются брови. Как ломит от напряжения челюсть. И как волна, вдалбливаясь в самую глубину Жениного тела, стремительно покидает его, отдаваясь в ушах ватным пульсом.

Женины бёдра в последний раз стиснули его. Сильнее всего. А потом бессильно разъехались в стороны, опускаясь под его весом. Тело под ним ослабело. И пришлось почти против воли прерывать контакт и перекатываться на бок. Потому что руки и ноги самого Максима тоже не держали.

Воздуха лёгким не хватало — никак не мог надышаться. Но блаженство всё равно струилось по венам. Выступивший пот начал испаряться, посылая по телу неприятные мурашки. Хорошо, что два тела, с одной и с другой стороны не дадут Максиму замёрзнуть.

Танька прижалась к его спине. Женька зарылась лицом в грудь. Сердце успокаивалось. На них медленно опускалась вечерняя темнота и тишина.

Танька заворочалась, устраиваясь на кровати повыше.

— А я ведь проект для универа должна была сегодня делать, — притворно разочарованно прошептала она в макушку Максима.

— Извини, — притворно раскаялся Максим. — Но, скорее всего, в эти выходные с учёбой тебе будет сложновато.

— И вообще — в жизни есть проекты важнее учебных, — сообщила Женька, переворачиваясь на спину и с блаженной улыбкой глядя в потолок.

*Из песни гр. «Иванушки Int» — «Билетик в кино»

Эпилог

Танька удалялась всё дальше. Не то, чтобы специально. Своими незаметными шажками, которых вроде и не видно, она пошатывалась, будто влекомая декабрьскими ветрами в сторону. И вроде как пыталась ускорить приближение автобуса. Все же знают эту примету: решил в ожидании транспорта закурить или психанул и пошёл пешком: и вуаля — автобус тут как тут. Но нет, Таньку влекли в сторону не суеверия. Скользкий, чуть коричневатый снег проскальзывал под зимними ботинками, но Танька не обращала на это никакого внимания. При таких долгих и частых зимах на автомате учишься передвигаться и по сугробам, и по льду, и по остаткам асфальта. И даже почти не скучаешь по лету. Некогда. Слишком долго приходится укутываться перед выходом за границы тёплого дома.

Максим и Женька уже понял, что и к чему, но пока что не подавали виду. А Танька тем временем всё ближе и ближе подбиралась к небольшому загончику, ярко раскрашенному и похожему немного на купол цирка. В это время года практически всё ярко напоминает о празднике, хочешь ты этого или нет. Вот и сейчас над ажурными решётками гордо красовалась завитушками надпись: «Ёлочный базар».

Танька в детстве никогда не канючила перед родителями на предмет покупки игрушек. Ей достаточно было подойти к нужной магазинной полке и сделать глаза чуть круглее обычного. А если этого вдруг не замечали, то можно было глубоко вздохнуть. Но если и этого было мало, то уж приходилось пускать в ход всё очарование и изображать на лице мечтательную улыбку. Обычно после этого нужная игрушка отправлялась за мелкой Танькой на кассу. Видимо, осознанно или нет, но сейчас Таня решила провернуть похожую историю. Пусть нужна ей и не игрушка.

Но и Максим, и Женька, по-видимому, даже вдвоём были морально крепче, чем Стас и Светка с Леркой вместе взятые. Так что упорно не замечали Танькиного манёвра и продолжали беседовать о грядущей сессии. И против ожиданий, Таньку это не расстроило. И в разрез со всеми законами природы и мироздания, автобус тоже не подошёл быстрее. Так что никто не мешал изучать ёлочного многообразия.

Первое, что попадает во внимание — это запах. Какой-то особенно-ёлочный, который не сымитировать никакими ароматизаторами или духами. Он будто даже носом ощущается как исключительно зелёного цвета — и как такое может быть? Какой-то терпкий, полный морозца и посторонних примесей, но сливающийся в безошибочный аромат хвои. И, несмотря на свежесть, будто с примесью янтаря и солнечных лучей, навсегда застрявших в живой кроне.

Оттенок у раскидистых веток был голубоватым, и особенно крупные напоминали пушистые беличьи хвосты. Так и хотелось их потрогать, чтобы убедиться, что на ветках всё-таки иголки, а не пушистый мех. Или украсить, чтобы подчеркнуть их красоту и богатство. Танька сама себе улыбнулась. А когда напоролась на взгляд скучающего, не самого симпатичного продавца непонятного возраста, торопливо состроила недовольную максимально мину.

— Хочешь в этом году живую ёлку? — неожиданно над плечом возникла Женька. Голос её звучал глуховато из-за того, что нижнюю половину лица надёжно закрывало вязаным шарфом.

— Да ну, — против обыкновения наморщила нос Танька. — Пару недель постоит, а потом иголки начнут опадать. Будут ноги колоть.

— Да и вообще, наряжать ёлку — это языческий обряд, — подключился с другой стороны Максим. — И знаешь, чем её наряжали? Внутренностями и кишками животных.

— Фу-у! — ещё сильнее наморщилась Танька. — Тебе бы разоблачения всякие в тик-токе снимать.

— А Снегурочка — это на самом деле принесённая Карачуну в жертву, замёрзшая насмерть девушка, — продолжил ликбез Максим.

— Ты ещё скажи, что Деда Мороза не существует, — хихикнула Женька.

— Нет, ну я не настолько жесток, — усмехнулся Максим.

— Пошли, а то мама с папой нас самих в жертву принесут, —