Людмила Молчанова - Просто судьба

Игорь не ответил, но ругаться сквозь зубы прекратил. Почувствовав, что ее рука дрожит даже, когда просто находится на его плече, резко развернулся и дотронулся до ее лба тыльной стороной ладони. Нежно и очень аккуратно, как будто боялся поранить. Если бы могла, Лёна не сдержала бы улыбки. Только что он стоял, весь пышущий злобой и яростью, а через мгновение наполнен нежностью и заботой.

— Ты вся горишь! Лён, да у тебя под сорок. Тебе нельзя находиться здесь, — безапелляционно отрезал Игорь. — Надо домой ехать и врачей вызывать. Так что…

— Нет, — слабым голосом запротестовала девушка, пытаясь отодвинуться от Игоря. — Не поеду.

— Алена, — он начал терять терпение и снова хмуриться. — Ты здесь загнуться хочешь?

— Я без тебя не поеду, — Лёна была непреклонна. — Я не хочу, чтобы ты снова вернулся в обезьянник. Вот когда освободишься, тогда и поедем.

Ей было больно смотреть на Игоря. Не потому, что слезились глаза, а потому что вспоминался давний разговор с Женей. Который не выходил у нее из головы с тех пор, как она узнала, что Игорь в СИЗО.

Он рассказывал ей о том, как проходил практику в исправительных колониях Европы и Америки. Первоначально Женина специальность была именно уголовным правом, и он активно изучал его и мечтал устроиться на работу именно с таким профилем.

Но потом резко поменял его, стараясь вообще не вспоминать о том, что хотел когда-то заниматься чем-то подобным. Он переквалифицировался и сейчас работал юридическим консультантом по экономическим и торговым вопросам. Сначала в Польше, потом в крупной автомобильной компании Франции, где продолжал трудиться и по сей день, правда, вдобавок подрабатывал и в России, как он говорил, для того, чтобы "получить больше опыта". В общем, было незаметно, что Женя очень жалеет о своем выборе.

Пару лет назад Алена подняла эту тему в разговоре с другом. Как-то не специально даже, просто начала расспрашивать о впечатлениях от Европы и работы там. И неожиданно перескочила на тему, которая тогда была неприятна и непонятна ей.

— Ален, знаешь, я много что видел и где бывал по работе, — Женя был серьезен как никогда, сосредоточенно вертя бокал вина в руке и не отрывая глаз от плескавшейся там темно-красной жидкости. — Мне приходилось бывать в европейских, американских тюрьмах и колониях. Я общался с заключенными. Парни, и даже женщины были посажены по разным причинам. Убийства, бытовая драка, клевета, рукоприкладство, хулиганство, изнасилование, воровство. Разные судьбы, разные наказания, разные сроки. Я со многими общался и разговаривал. Не о деле, а просто так, как с обычным человеком.

— И что? — Алена не лезла с расспросами и не подгоняла Женю, понимая, что тому надо просто выговориться.

— Я был и в наших российских тюрьмах. Знаешь, — друг невесело хохотнул, — если сравнивать с западными, то просто земля и небо. У них там и телевизоры, и условия получше многих. Почти как номер в отеле, только с прутьями. А вот взгляды все равно везде одинаковые, неважно, за что, где и сколько он сидит.

— О чем ты? — Лёна нахмурилась, пытаясь понять смысл сказанного. — В смысле, взгляды?

— Где бы они не сидели и за что бы не привлекались, у всех взгляд темный. С темной на глубине глаз. Сломался ты или не сломался — неважно. Ты смотришь ему в глаза, а видишь решетки. Что у дедка, которого посадили на два года за то, что он спер давно ненужную гусеницу трактора, чтобы сделать ровную дорожку в доме, что у убийцы, убившего тринадцать человек и изрезавшего насмерть десятилетнего ребенка, — Женя рассказывал спокойно, без эмоций, но от такого тона Алену еще больше пробирала дрожь.

— А чем отличается взгляд настоящего морального урода от посаженного по ошибке человека?

— А ничем, — как-то весело усмехнулся Женя. — С виду у обоих темный. Просто у нормального человека, если так можно сказать, под темной тенью вина и отвращение к себе, а у ублюдка — ярость и жажда снова убивать. Иногда даже насмешка. У кого как, — друг подал плечами и залпом допил оставшееся вино. — Но у всех есть налет, по которому знающий человек всегда может определить, сидел ли его знакомый в тюрьме или нет. Клетка, неважно какая и неважно на сколько, все равно остается клеткой. И врезается в память.

— Я не понимаю, — все равно продолжала упорствовать Лёна. — Ты хочешь сказать, что один преступник не отличается от другого? Что их всех ломает после тюрьмы? И даже тех, кто проводит только несколько лет? Прости, Жень, — Лёне было на самом деле стыдно, что до нее не дошло то, что ей пытался объяснить друг, для которого, очевидно, это было важно. — Я, правда, стараюсь понять все, что ты сказал. Но я не могу себе представить. Тень клетки…Я не знаю, Жень, но…

— Лён, — Женя протянул руку через весь стол и дотронулся до ее ладошки и слегка сжал, заставляя обратить на него внимание, — все нормально. Я бы больше расстроился, если бы ты поняла, что именно я хочу тебе объяснить. И я буду рад, если ты с этим ни разу в жизни не столкнешься. Все нормально.

Тогда они замяли разговор, И Алена почти не вспоминала о том рассказе Женьки. Незачем было. Времени думать у нее почти не было — работа, учеба, снова работа. Ее это не касалось, и хотя девушка сочувствовала другу из-за того, что он все это видел, полностью Лёна и представить не могла, о чем он ей рассказал.

А вот сейчас, глядя на осунувшегося, немного усталого и с темневшим от щетины подбородком Игоря, до нее дошло, что Женя ей объяснял. Игорь не так чтобы долго был в тюрьме, да и не тюрьма была это. И он не сломался, но…в глазах виднелось что-то темное. То, о чем вряд ли Игорь ей когда-нибудь расскажет. В конце концов, даже самые сильные из зверей бояться клетки. А люди тоже звери.

— Лён, да ты понимаешь, что процесс может затянуться? — Игорь начал терять терпение. Хмурился, пытаясь убедить девушку послушать его и поехать в гостиницу, чтобы отлежаться и придти в себя. — Сколько ты тут сидишь уже? — без перехода напряженно поинтересовался мужчина.

— С утра, — она потерла слезившиеся глаза. — Пока меня допросили, потом этих, — Лёна пренебрежительно махнула в сторону двух парней, настороженно наблюдающих за происходящим вокруг. Очевидно, они уже были не рады, что влезли во все это дерьмо. — Потом Вика. Показания Вики были самыми тяжелыми. Она давно это придумала?

Игорь с ненавистью посмотрел в сторону своей жены, которая с довольным и умиротворенным выражения лица слушала, что говорит ей на ухо Виктор, и краем глаза наблюдала за разговором судьи и Женьки.

— Ты все слышала, да? — от мужчины просто физически исходили волны ярости, которые почувствовала даже Вика, которая разом напряглась и даже съежилась, но к ним так и не повернулась.