Джудит Крэнц - Последний танец вдвоем

– Никуда я не уйду! Сначала выслушай меня…

Замерев посреди студии, Билли слушала, как быстрые шаги Сэма затихают где-то внизу.

II

«Я вовсе не собираюсь шпионить за своей лучшей подругой, – сказала себе Саша, сидя в ожидании Зака в ресторанчике на Второй авеню. – Я только пытаюсь ее защитить». В прошлый понедельник, когда они расстались с Джиджи и та побежала на свидание к Заку, у нее было такое грустное, беззащитное и доверчивое выражение лица… По зрелом размышлении Саша пришла к выводу, что близких подруг должна связывать более высокая и совершенная преданность, чем та, которую они испытывают к своим родственникам-мужчинам. Если бы женщины издавна выработали в себе такую солидарность, им не пришлось бы сейчас иметь дело с грубиянами, каковыми является большинство современных мужчин.

«Да-да, даже милый братец Зак – грубиян, – с грустью думала Саша. – Не такой, конечно, как многие, но, если смотреть правде в лицо, глубоко испорченный, прогнивший до мозга костей». Не его вина, что женщины его избаловали своим вниманием – с того момента, как ему сменили первую в жизни пеленку. И не его вина, что с тех пор, как она может помнить, женщины добровольно предлагают ему себя. Сейчас это стало даже хуже, чем в те годы, когда старшеклассницы и студентки театрального факультета путались у него под ногами с единственной целью – поймать его взгляд. Будучи режиссером внебродвейского театра с его возвышенной и интеллектуальной атмосферой, он, естественно, возбуждал самые горячие сексуальные фантазии. Какая актриса не мечтает затащить в постель режиссера? И не вина Зака, что он то и дело оказывался втянутым в очередную, всем очевидную любовную историю, – какой полный жизни режиссер способен отвергнуть заигрывания своих актрис? Авангардистский театр не давал большого дохода, но это с лихвой окупалось активной сексуальной жизнью…

Однако Джиджи не должна позволить себе поддаваться обаянию Зака. Джиджи слишком нежная, ее сердце полно любовных иллюзий. И она, Саша, должна взять на себя заботу о ней – на правах старшей подруги. Как наставница Джиджи, ее дуэнья, ее страж, бдительно охраняющий ее от неподходящих мужчин, она должна четко и ясно предупредить брата. Иначе он, сам не осознавая того, может совершить подлость – воспользоваться доверчивостью добросердечной девушки, не сумевшей вовремя расстаться со своими старомодными романтическими идеалами.

Саша вздрогнула, почувствовав, как к ее затылку прижались чьи-то губы. Через несколько мгновений Зак уселся напротив.

– Если бы ты не была моей сестренкой, я бы сказал, что ты чертовски хороша!

– Да, но я – твоя сестренка, – сказала Саша как можно более суровым тоном, не скрывая от себя самой, что втайне боготворит его.

– Значит, мне остается только сказать, что ты классно упакована. Пальчики оближешь. Если бы тебя сейчас увидела мама, она бы прямиком загремела в кардиореанимацию. Когда ты перестанешь на семейных сборищах строить из себя послушницу, готовящуюся принять постриг?

– Не раньше, чем выйду замуж – если я вообще это сделаю, учитывая, что мне еще не встретился мужчина, который был бы меня достоин. Те ребята, которых я знаю, – все жалкие молокососы. Не могу себя представить в роли жены кого-то из этих сосунков.

Зак усмехнулся, не обращая внимания на обычные для Саши сетования на инфантильность мужского пола.

– Детка, мама отлично знает, чем ты зарабатываешь на жизнь. Неужели ты думаешь, она верит, что под белье ты надеваешь комбинезон?

– Она не хочет знать больше того, что считает необходимым. Уж поверь мне. Во всяком случае, Зак, я назначила тебе встречу не для того, чтобы обсуждать моих недозрелых дружков или мое добровольно избранное положение изгоя в роду Орловых-Невски.

– Тогда зачем мы здесь – если оставить в стороне наше вполне нормальное желание быть вместе?

Он улыбнулся ей улыбкой настоящего мужчины. В нем было что-то грубое и смелое, что-то одновременно требовательное и доброе, что-то умное и веселое в глазах. Всякой женщине, заглянувшей в них, становилось ясно, что он хорош для развлечений, для постели, для работы в театре, для того, чтобы поплакаться ему в жилетку – а может быть, для всего этого, вместе взятого, хотя необязательно одновременно. Зак Невски был сложен, как портовый грузчик – высок и широк в плечах, с сильной шеей, на которой его дерзкая голова сидела так, что в любой компании он как бы возвышался над остальными. У него был большой нос с горбинкой, который оставался бы самой примечательной чертой на его самоуверенной физиономии с высокими скулами, если бы не уравновешивался ртом – ироничным, крупным и самоуверенным. В свои двадцать восемь Зак Невски был мужчина что надо, к тому же с головой.

– Ох, Зак, – вздохнула Саша с тоской, – не трави душу!

– Саша, маленький инцест – единственный способ для брата и сестры стать друзьями, тогда как по природе своей они – враги.

– Зак, мне не до шуток! – нахмурилась Саша.

– По твоему голосу слышу, что у тебя проблема. Скажи-ка папочке.

– Меня беспокоит Джиджи.

– А что с ней?

В его голосе Саша услышала неподдельную тревогу и решила, что попала в точку.

– Зак, ты ведь сам понимаешь, что Джиджи – это не просто очередная девочка, я права?

– Да, прежде мне не доводилось встречать девушки по имени Гразиелла Джованна Орсини, – сказал он сурово.

– Она даже свое полное имя тебе назвала!

– Я спросил – она ответила. А что, это секрет?

– Мне понадобились многие месяцы, чтобы выудить его из нее. Она считает, что оно звучит слишком официально.

– Мне кажется, оно ей подходит, – сказал Зак неловко, как бы оправдываясь. – Так в чем проблема?

– Она – очень чувствительная девушка, Зак… «Как будто он сам этого не знает, – подумала Саша. – Какое же дерьмо – мужики!»

– И хорошо, что чувствительная. Или ты хочешь, чтобы она была бесчувственной, как чурбан? Ты предпочла бы чувствительность, которую можно снимать и надевать, как свитер, да?

– Она очень ранима.

– То же самое ты можешь сказать о каждом представителе рода человеческого. Мы все ранимы, даже ты и я. Я тоже очень чувствительный человек. И даже мама очень ранима. Мы просто никогда над этим не задумывались.

– Зак, ты нарочно строишь из себя тупицу! Ты хочешь заставить меня замолчать и не говорить тебе того, за чем я сюда, собственно, и пришла, потому что ты не желаешь этого слушать. Так вот послушай же! У Джиджи гнусный папаша, а мать ее умерла у нее на руках, когда она была сопливой девчонкой. Ее мачеха, похоже, исчезла где-то на дне или на вершине Парижа – точно сказать не могу. Похоже, возвращаться она не собирается. Так что, кроме меня, у нее практически никого нет на всем белом свете, а работой своей она не очень довольна. Поэтому мы с тобой должны быть к Джиджи очень, очень внимательны. Мы должны обращаться с ней очень осторожно. Я понятно объясняю, Зак?