Я подарю тебе сердце - Мария Александровна Савельева

дней. Ей казалось, что она сошла с ума, так как на повторе были мысли лишь о здоровье, Жене, команде, новенькой и предстоящих экзаменах. Но иногда они перемешивались в такой сумбур, что она не выдержала и зашла в ближайшую кафешку взять свежевыжатый апельсиновый сок, который всегда помогал ей взбодриться.

Ника шла по коридору колледжа со стаканчиком, на котором приветливый бармен фломастером нарисовал ее портрет и пожелал хорошего дня, отчего настроение заметно улучшилось. Другие студенты практически не встречались, хотя раньше они любили собираться на перерывах с девушками из команды, чтобы поболтать. Они были ее единственными подругами: из разных групп, направлений и курсов, но их объединяло нечто большее. Сейчас же во всех коридорах повисла тишина, так как почти все студенты готовились к сессии, поэтому Вероника сразу же направилась в кабинет, где села за свободную парту на «камчатке» около окна и вытянула длинные ноги, которые считала своим главным достоинством и любила демонстрировать. Вот и сегодня, в уже по-летнему жаркий день, она позволила себе оставить из душной полицейской формы только юбку, надев к ней легкую белую блузку. Волосы же, как всегда, красиво заплела в колоски, а накраситься и замазать свои «любимые» приметные веснушки, увы, не успела.

Азия вообще говорила, что все люди сначала видят россыпь веснушек, а потом лишь ее саму, и всякий раз улучала момент сфотографировать их.

– Смотри, у тебя на щеках можно созвездия рисовать! Можно одно я назову в свою честь? – любила повторять Юми.

Первой парой, как назло, был тот самый английский язык. Смотреть в глаза англичанке без стыда все еще было нереально. Каждый раз она заставляла Нику переживать в голове ту самую минуту позора снова и снова. Поэтому Вероника предпочитала смотреть в окно с облупившейся на подоконнике краской и чахленьким цветочком. Снаружи вовсю щебетали птицы, слышался радостный гомон школьников, которые предпочитали сбегать с занятий и проводить время в парке, где вместе с кустами сирени расцветала и первая любовь, где смех отражался от деревьев, а упитанные белки не стеснялись лезть на руки.

– О, Ника-клубника, здорова! – послышался рядом до боли знакомый голос, заставивший ее вздрогнуть, когда на парту приземлился зеленый болоньевый рюкзак с бутылкой воды в сетчатом кармане.

Ника с ужасом уставилась почему-то именно на рюкзак, будто это он только что сел рядом с ней на стул и заговорил.

– Ты что, язык проглотила?

– Красильников, тебе не кажется, что ты уделяешь слишком много внимания моей скромной персоне?

Женя улыбнулся, сел к ней лицом, раскачиваясь на стуле, и принялся бесстыдно разглядывать.

– Просто вспомнил, что утром ты так со мной и не поздоровалась. Может быть, тебя манерам не учили?

– Здрас-с-сьте, – прошипела она.

– А ты забавная, Ника-клубника.

Вероника поморщилась.

– Не называй меня так, а то уйдешь с прозвищем, которое даже в мыслях стыдно произносить.

Она снова демонстративно уставилась в окно, немного нахмурившись и скрестив руки на груди, чтобы продемонстрировать ему свое равнодушное отношение. Его поведение и так выводило ее из столь шаткого душевного равновесия.

– О, а что это у тебя? – Женя внезапно приблизился к ней, заставив ее отпрянуть и уставиться на него широко раскрытыми глазами.

– Где?

– На носу. – Ника хотела уже прикрыть его, но Красильников ей этого не позволил, ловко перехватывая руку и внимательно рассматривая. Ника поняла, что впервые так близко увидела его глаза – серые с яркими зелеными лучиками, расходящимися от зрачка, что придавало им нечто кошачье. Она такими и похвастаться не могла. У нее были обычные серые, как стена, или пасмурное небо, или кафель на полу…

– Веснушки!

От злости она в который раз залилась румянцем и нахмурилась. Вот почему именно сегодня не успела их замазать! А всему виной эти дурацкие мысли, что копошились в голове! Может быть, ей реально стоило завести личный дневник? Не зря же психологи советуют.

– Красивые, – установил он. – У меня такие же, смотри, – и указал себе на щеку.

Вероника с удивлением обнаружила у него на щеках, носу и лбу мелкие точечки, точно такие же, как и у нее, но не настолько выраженные. И как она их раньше не замечала… Словно по коже рассыпали золотистый песок.

– У меня они еще на руках, ногах и спине есть, а у тебя они хотя бы только на лице, – исследуя ее, провозгласил Женя.

Ника только сейчас поняла, что он до сих пор держит ее за руку. Его ладонь была точно такой же, как и у нее: с мозолями на подушечках от постоянных подач и пасов. От их контакта пальцы начали дрожать, а мир закружился, словно на карусели, и единственной точкой, удерживающей ее в реальности, был он и его прикосновения. Он беззастенчиво проскользил взглядом по ее руке, затем перешел на неприкрытые ноги, отчего глаза приобрели темно-зеленый оттенок.

– Надеюсь, демонстрировать не будешь, – фыркнула Ника, одергивая руку. – Иначе я не переживу.

В этот момент зашла Вера Ивановна. Все ее поприветствовали и сели. Она просканировала весь кабинет взглядом, задержала его на их парте, удивленно моргнула, а потом почему-то улыбнулась, но быстро спрятала ликование. Нике стало совсем не по себе.

– Жень, ты немного парты перепутал. Не хочешь сесть за свою?

– Нет, мне и здесь хорошо. – Женя развалился на стуле и вытянул ноги так же, как и она.

– Что ты от меня хочешь? – застонала Ника, падая лицом на руки. – Чего ты как репейник?

– Давай что-нибудь с командами вместе замутим? – внезапно прошептал он, склоняясь к ней все ближе. Она скосила на него глаза, но голову так и не подняла. – Ты видела? Они совсем разрозненные, друг друга не слышат. Надо их сплотить.

– Отправить делать плот? – фыркнула Вероника. Женя несколько раз моргнул, после чего бесшумно рассмеялся. У нее бы так не вышло.

– Помоги мне, пожалуйста, – проговорил он уже серьезно.

– Почему я, Красильников?

– Во-первых, твои девочки – реально одна команда, и в этом именно твоя заслуга. Во-вторых, пацаны тебя боятся и уважают, они обязательно послушаются.

– Ну а в-третьих, мне кажется, что ты хочешь подкатить к новенькой и ищешь повод, чтобы оказаться с ней в непринужденной обстановке, – прошептала Ника, открывая тетрадь. Однако ее шепот звучал так, будто она говорила в полный голос, и с этим она ничего поделать не могла.

– Красильников, Скворцова, не хочу вам мешать, но вы говорите громче, чем я, – не выдержала Вера Ивановна, отчего Ника захотела провалиться сквозь землю.

– Вера Ивановна, Скворцова is just crazy about me[1], – заявил наглец.

– Что?!

– О, Скворцова, ты внезапно начала