Поговорим - Ардмир Мари

- В общем, - сказала глухо и опустилась на складной стул, – два дня назад моя жизнь круто изменилась, и началось все со звонка в дверь. Это лучшее начало для фильмов ужаса и для комедий, к какому из жанров можно отнести случившееся - решать тебе. А для меня все происходящее пока что трэш с неясным будущим. Итак, через глазок я увидела морду мордоворота – это идеально подходящая тавтология, чтобы ты знал, - заверила я звенящую тишину и улыбнулась, - и ты никогда не догадаешься, кого этот Шкафчик принес…

Об Алисе мой собеседник уже был наслышан, о моей соседке Лизавете Сергеевне также, но знал их только под прозвищами Синий мишка и Дама в шляпке. Мордоворота я наименовала Шкафчиком модели Т-13, его молодого помощника оставила Глебом, водителя - Олегом, Олега-помощника назвала Рыжем. Гладько, конечно, Бигбоссом, инфлюенсера в белье - Штучкой, брата - Шалопаем, а старшую дочь я видела всего раз в образе фонтана, но не могла так ее назвать.

- Она словно потеряшка, - поделилась своим мнением на ее счет. - Синий мишка тоже потеряшка, но в силу детского возраста и наличия номинальной матери она куда крепче держится за этот мир, чем старшая. Конечно, можно сказать, что бунтарство в ее возрасте – это норма. - Губ коснулась кривая улыбка. - Я в неполные семнадцать тоже наделала ошибок, полностью перекроивших мою жизнь, но… я не отчаялась. А ей словно бы все равно. Что-то в этом ребенке сломалось. И пока не могу понять, что именно. Это чувство принадлежности семье, это чувство нужности или это бессилие что-либо изменить? У нее достаточно пробивной папа, как пружина, сжатый на работе. Возможно ли, что дома эта пружина распрямляется и расплющивает всех?

Послышалось, или по ту сторону действительно раздался горький вздох?

- Когда-то давно, почти двадцать лет назад… кстати, если ты еще не понял, я большая девочка. Да-да, и в моей копилке есть история с двадцатилетним стажем. Так вот, был у меня знакомый. Сейчас бы его назвали горе-бизнесменом, связавшимся с братками, но тогда братки считались крышей. Правда, чем выше была крыша, тем тревожнее становились ее обладатели.

В задумчивости взялась перебирать продукты, которые мордоворот выложил на новоприобретенный столик. Холодная пицца, каши, колбаски, нарезанные салаты, макароны трех видов, сыр… Запас, словно не на одни сутки. Это намек?

- Я к чему, - продолжила тихо, - он распрямлялcя дома. Не с любовницей, не с противником на боксерском ринге, а дома. В один из тяжелых периодов он едва не размазал супругу по стене и чуть не покалечил пятилетнего сына. Малыш заступился за маму. Прозрел этот уникум из-за крика - домработница вернулаcь за ключами очень даже вовремя. Очнулся, испугался и сбежал, как оказалось потом, пешком дошел в соседний город. Вспомнил себя приблизительно через сутки. В парке, сидящим на скамейке. В одной руке бутылка водки, в другой ревущая по потерянной любви глупая девчонка.

Теперь уже точно был вздох, только не его, а мой.

- Мне тогда не стоило так убиваться и на холодном сидеть, но чего не случилось, того не случилось. Зато у меня появился бесценный опыт по мгновенному расправлению пружин и выдаче словесных затрещин. Хотя в семье бигбосса, я все ещё надеюсь, он не пригодится.

Прислушалась к дыханию Алисы, кажется, оно изменилось, и пора заканчивать звонок. В любом случае, я и так превысила лимит двадцати пяти минут. Пора.

- Послушай, – обратилась я к Крикуну, – тебе это может быть неинтересно, да и после моего исчезновения, может быть, и не нужно. Но если ты позвонишь завтра, я буду рада с тобой поговорить.

Он ожидаемо молчал, я ожидаемо улыбнулась его упрямству.

- До связи.

Спасибо гадам за газовую грелку! И за электрочайник, который обнаружился под столом, и за мини-холодильник походного типа, оставленный на одном из стульев. За стулья и столик отдельное спасибо, большое-пребольшое. Я заварила чай, порционным оливковым маслом заправила один из салатов, сварила овсянку, зажарила пару колбасок и вскрыла коробку печенья к моменту окончательного пробуждения Алисы. И этим самым печеньем чуть не подавилась. Когда малышка вскочила с кровати и кинулась ко мне, забыв про синего мишку.

Обняла за ноги, задрав голову кверху, просияла улыбкой и больно ущипнула меня.

- Ай-яй! – вскрикнула я. – Это же надо! Такие маленькие ручки и такие сильные пальчики.

- Тетя Тома! Это вы?! Это правда вы?

- Я–я! И я не поняла, это ты только что меня на предмет реальности проверила?

- Нет! Да… То есть нет, – ответила она и побежала за синим Улли. Забравшись на кровать, освободила из покрывала мишку, обеспокоено посмотрела на меня. - И только вы будете со мной?

- Обещали привезти Олесю.

- Α Полина? Полины ведь не будет?

- Не знаю, - ответила абсолютно честно. – А Полина - это кто?

- Она готовит для папы… у нас дома. – Какой интересный ответ, и какое странное опасение. Малышка боится кухарку? То бишь повара.

- Нет, ее среди продуктовых запасов я не видела, - заверила ребенка и улыбнулась, когда глаза младшей Гладько просияли. - Есть будешь?

Она застыла, внимательно разглядывая меня.

- А можно… можно не идти в душ, не мыть зубы, вот так… нерасчесанной к столу?

- И в пижаме, - закончила я. - Можно, со мной в выходной точно можно. Плюс, в доме никаких уcловий для омовения.

- Ура! – воскликнул ребенок. В мгновение ока она устроилась на стуле и медведя посадила рядом с собой.

– Держи, это для рук, – вручила ей пачку найденных влажных салфеток и с опозданием спросила: - В туалет нужно?

- Потом!

Она ела с аппетитом. Отсутствие неизвестной Полины было настолько радостным событием, что Алиса забыла выбрать из салата всю морковку и оставить ее на краю тарелки, как сделала это в прошлый раз. И сахара в чашку она положила не три ложки, а всего одну, печенья взяла пару штук, остальное сказала отложить, потому что Олеся его любит.

- Там еще несколько пачек, - указала я на запасы.

Ребенок взвесил все «за» и «против» и растянул пачку печенья на весь день.

Я ожидала, что у нее начнется истерика или первые капризы, едва малышка оценит те самые кусты или останется в доме без света, что нередко случалось в этом районе. Но она легко отнеслась и к первому, и ко второму, сказала только, что Οлесе здесь будет сложно, потому что старшая Гладько любит комфорт.

- Без беде, быть беде, – глубокомысленно сообщила Αлиса, и к этой теме мы не возвращались до самой ночи, когда ее приехали забирать.

Как ни странно, явился глава семейства. Замученный, всклокоченный и самостоятельный. Приехал без водителя и без Рыжа. Пару раз чертыхнулся, пока шел к крыльцу и подcвечивал себе дорогу телефоном. На удивление тихо и тактично постучался в дверь и, лишь получив разрешение, вошел. Видимо, нешапочно знакомый со строениями таких домиков, он, как и Шкафчик, избежал столкновения с притолокой и не споткнулся о высокий порог. Плотно закрыл створку, чтобы тепло не улетело, и только после этого огляделся. Оценил закрытую палатку с сопящей Алисой, затем меня с ее телефоном, сидящую в углу.

- Не спите? – вместо приветствия спросил он, дернул уголком губ и признался: – Я вот тоже не могу, когда дома пусто.

И мне бы возмутиться произволу, сообщить о неподобающем поведении его охранников, да и наглости, что у босса заменила совесть, но вместо негодования одарила его вопросом:

- Вы не нашли Олесю?

Да зачем я спросила?! Пусть забирает ребенка, оставляет еду и валит отсюда, но… Мне в некотором смысле даже интересно cтало, что такого происходит в его доме, если одна дочь сбегает, вторая боится прислугу, а Шкафчик уже дважды оставляет ребенка с невольной няней, хотя в наличии имеется родная мать и даже дядя, сводный.

- Нашли, увести не сумели, – признался в своем бессилии глава семейства Гладько. - Она осталась с ночевкой у подруги.

- Надеюсь, у хорошей, - вырвалось у меня. И кто за язык тянул?

- Отчасти. – Он потер шею то ли в стеснении, то ли в смущении, и вдруг огорошил: - Спасибо, что присмотрели за Алисой, я перед вами в долгу.