Собственность Короля - Айя Субботина

— Сначала я хочу забрать сестру. Убедиться, что она в безопасности.

Стараюсь прямо смотреть ему в глаза, чтобы он понял, какую именно безопасность я имею в виду.

— Валентин полный банкрот, Анна. — Шубинский пожимает плечами, и на секунду мне кажется, что в гробовой тишине темного сумеречного кабинета, отчетливо слышен характерный стук и скрип его костей.

— У меня есть наследство.

— У вас нет наследства. Строго говоря, вам не принадлежит даже то, что в данную минуту на вас надето. Включая собственная жизнь.

— Это чушь! — Я вскакиваю на ноги.

Мучусь взглядом от двери до окна, прикидывая, где у меня больше шансов проскочить.

— Очень не советую делать глупости, Анна. — Шубинский выразительно цокает языком. — Вы красивая девушка, будет очень… грустно, если с вами что-то случится. По неосторожности. Кроме того, ваша красота и молодость, и способность быть такой… самостоятельной, в значительной степени поднимают ваш ценник.

Наверное, если я скажу, что не все в этой жизни продается и покупается, он просто рассмеется мне в лицо.

— Пока вы выглядите вот так, — он снова сканирует меня своим мертвым взглядом, — я готов за это хорошо и регулярно платить. Готов позаботиться о вашей маленькой сестре — предоставить ей доступ к лучшим учебным заведениям заграницей, урокам верховой езды, иностранным языкам и прочим вещам, которые должна знать девочка ее положения.

— Чтобы потом, когда мне будет уже тридцать, а Марине едва исполнится двадцать, точно так же силой взять в жены ее?! — Я не собиралась озвучивать это вслух, но слова произнеслись сами собой. В этом моя главная проблема — я редко понимаю, где нужно вовремя притормозить.

Но Шубинский только снисходительно качает головой.

— Анна, не знаю, что вам наплел Валентин, но вы явно принимаете меня за человека с весьма… специфическими наклонностями. Меня, поверьте, абсолютно не интересуют дети. — Шубинский даже нос морщит так натурально, как будто эта мысль вызывает в нем то же отвращение, что и во мне. — Понимаю, что в свете нашей с вами разницы в возрасте, у вас есть закономерные вопросы, но…

— Вы мне в отцы годитесь, боже, — возмущенно шепчу в ответ.

— У меня нет детей, — снисходительно говорит он, — поэтому никаких таких мыслей в моей голове вы, Анна, абсолютно не вызываете. Я вижу перед собой молодую, красивую женщину, получившую достойное образование, способную стать идеальной спутницей жизни для меня. И матерью моего наследника, само собой. Я буду откровенен с вами. — Шубинский обходит стол, становясь на расстоянии вытянутой руки. — У меня нет никаких иллюзий насчет того, что вы вдруг воспылаете ко мне нежными чувствами. Я плаваю в море большого бизнеса, где нет места такой наивности. Но я вполне допускаю, что мы с вами можем составить прекрасный тандем, основанный на взаимоуважении и взаимной выгоде.

— Покупать меня как вещь — это, по-вашему, уважение? — фыркаю я.

— Согласен, — он даже как будто доволен, что я его подловила. И тут же разводит руками: — Что поделать, иногда приходится пачкать руки. Но мы с вами здесь, разговариваем и пытаемся найти наиболее устраивающий нас обоих вариант. Небольшой грязный фокус, но он того стоил.

— Я. Не. Выйду. За. Вас. Замуж. — Повторяю в третий раз, но теперь четко выделяя слова интонацией. — Ни на каких условиях. Я не вещь. Меня нельзя отдать за долги словно…

— Строго говоря, Анна, вы уже принадлежите мне, — грубо перебивает Шубинский. — Наш разговор — не более, чем моя добрая воля. Я просто хотел дать вам возможность выдвинуть свои условия, на которых мы смогли бы договориться. В противном случае вы все равно станете моей женой, но с некоторыми… неудобствами.

— И что вы будете делать? Посадите меня на цепь? — Я храбрюсь и изображаю смех. — Притащите в ЗАГС со ртом, заклеенным скотчем?

— Мне совсем не обязательно куда-то вас тащит, Анна. Брак в наше время — это настолько незначительная формальность, что нас распишут даже без вашего участия. А способов заставить вас поставить подпись на брачном договоре такое множество, что в конечном итоге я буду решать — выбрать ли более мягкий или сделать так, чтобы ваши прекрасные глаза умоляли меня вложить ручку в ваши удивительные длинные пальцы.

Он даже не шевелится, стоит ровно на том же месте, где и минуту назад, но я чувствую себя буквально истерзанной его словами. И почему-то знаю — хоть вижу этого человека второй раз в жизни — что такими угрозами он не разбрасывается.

— Это какая-то глупая шутка? — в последней, отчаянной попытке найти всему этому хоть какое-то объяснение, выдавливаю я. И даже нервно смеюсь, как будто Шубинский уже это подтвердил. — В наше время такое бывает только в книгах и…

— Я похож на шутника, Аня?

Его лицо так резко меняется, что мне нужно время осознать — передо мной все еще один и тот же человек. Шубинский и раньше выглядел как ходячий Доктор Зло, а сейчас он просто как будто содрал остатки маскировки. Сделал это решительно и почти демонстративно, как будто нарочно берег этот эффектный выход до крайнего случая, когда у меня останется последний идиотский аргумент: «Не верю».

Вот, теперь верю.

Сейчас готова поверить во что угодно, даже в то, что эта человекоподобная тварь питается суточными младенцами, а нас с Мариной сожрет без соли. В целом, и без особо удовольствия.

— Тронете меня хоть пальцем — и я вам горло перегрызу, — произносит мой рот за секунду до того, как к такому же выводу придет мое сознание.

— Умница, — он как будто даже к этому был заранее готов. — А теперь скажи, что не блефуешь.

— Тот, кто не блефует — никогда об этом не говорит. — Любимые слова отца, который учил меня жизненной мудрости в те редкие моменты, когда нам удавалось побыть вдвоем, а не в трио с его бесконечно звонящим телефоном.

И Шубинский, минуту поколебавшись, неожиданно качает головой, как будто соглашается с тем, что я могу выполнить угрозу. Больше не пытается подойти, но что-то мне подсказывает, что это не из-за моей словесной игры мускулами. Просто сегодня в его меню нет расчлененки из несостоявшейся невесты.

— Мне нравится твой характер, Аня, — а вот тут он уже снисходителен до тошноты, как будто даже мое сопротивление — часть его плана по затравливанию несчастной жертвы в волчью яму. — Я бы не хотел, чтобы моего наследника родила бесхребетная свинья. Поэтому — и только поэтому — я дам тебе время подумать. В рамках разумного, само собой. Так что не