Верь в меня (СИ) - Бонд Юлия

Окольцевав её талию руками, притягиваю к себе намертво. Чтоб отдалиться от меня хоть на пару сантиметров, Настя делает прогиб в спине. Мне нравится, как выглядят в этом ракурсе её грудь. Соблазнительные, упругие полушария.

— Насть, хватит уже выёбываться. Мне эти фотки в хрен не тарахтели. Я же ради тебя здесь.

Хлопая ресницами, смотрит на меня шокированным взглядом. Рот то открывает, то закрывает. Сказать что-то хочет, но сдерживается или же подбирает слова. А я уже подбирать ничего не собираюсь. У меня был целый год, чтоб понять какой я долбаёб. Отпустить Настю — было моей большой ошибкой.

— Ты… ты… — заикается, выглядит реально шокированной.

— Ага, я. Давай подскажу. Ты хочешь сказать, какой я охуенный и что всю жизнь ждала только меня.

— Придурок ты! Вот что хочу сказать.

Упёршись ладонями в мою грудную клетку, пытается оттолкнуть. Безуспешно естественно. Только зря распыляется — я уже никуда не исчезну, потому что не хочу исчезать. Я её хочу и навсегда!

— Насть, я серьёзно. Давай без вот этого всего. Сядем где-нибудь, поужинаем и нормально поговорим.

— Но я не хочу с тобой говорить. Всё уже давно сказано. С меня хватит.

— Ясно. А дрожишь тогда с хрена ли? — подмигиваю. Знаю, бесится сейчас, ну и пусть. Долго сопротивляться всё равно не сможет.

— Дань, отпусти. У меня уже поясница болит.

— Поговори со мной.

Шумно вздыхает. На мгновение глаза закрывает. Уставшая такая, замученная. Не помню её такой заёбанной.

— Ладно. Только давай без вот этих твоих внезапных замашек альфа-самца?

— Ничего не могу обещать, — улыбаюсь, а она опять злится. — Ладно. Ладно. На ближайший час обещаю.

— Ты совсем не меняешься, Потоцкий.

— Я в курсе.

— Но планета не крутится вокруг тебя одного.

— Угу. Мне похуй, Насть. Я сам кручу эту планету.

Она замолкает. Подтягиваю её к себе, чтоб наконец-то перестала висеть в моих руках с изогнутой спиной. И отпускаю, разжав кольцо рук.

Отдалившись, тянет задравшийся край топа вниз. А я голодный как волк, слежу взглядом за каждым движением. В голове вспышками мелькают сцены нашего секса.

— Хорошо. Я поговорю с тобой. Но поедем в кафе — я очень голодная, есть хочу.

— Я накормлю тебя.

Теперь улыбается она, только улыбка натянутая.

Через пять минут выходим из фотостудии. Киваю в сторону карманчика, где оставил свою тачку. Настя ускоряет шаг, идёт впереди меня, будто мы не вместе.

— На перекрёстке налево, — командую я, указывая маршрут.

Посмотрев в мою сторону быстрым взглядом, Потоцкий перестраивается в крайний левый ряд и включает поворотник.

Я не хочу палиться, как меня колошматит. Постоянно в окно смотрю, лишь бы он не заметил моих чувств, не догадался: о чём я сейчас думаю. А у меня сердце вот-вот пробьёт грудную клетку и выпрыгнет наружу.

Охренеть просто. Ради меня проехать на машине пятьсот километров. Да ещё инкогнито так, со всеми спецэффектами заявиться на фотосессию. Если бы я не знала Данила как облупленного, назвала бы романтиком. Но дело в том, что этот мудак ни разу не романтик. Он пыль в глаза пускает. Просто знает, как произвести впечатление на женщину, потому что тот ещё кобель.

Стоит только подумать: скольких баб окучивал этот огородник, как тоска заползает под кожу. Тяжело смириться, что моих любимых губ и рук, да и не только их, касались другие женщины. Я ревнивая до усрачки. Понимаю, что мы взрослые люди и у каждого есть опыт прошлых отношений. Только если его сравнивать с багажом, то окажется, что мой опыт — обычная ручная кладь. Опыт Потоцкого исчисляется масштабами крупногабаритного груза.

— Ты почему сбежала от родителей, так и не позвонив мне? — его голос прерывает напряжённую тишину.

— Потому что так захотела.

— Ты заставила меня припереться в столицу. Настя, я за бабами обычно не бегаю.

— Ну да, представляю: какого тебе, когда ты привыкший, что бабы сами бегают за тобой, — на мою нарочито ироничную речь он ухмыляется, мол, пизди сколько хочешь — потерплю. — И вообще, я не баба. Бегать за мной, кстати, тоже не прошу.

Опустив правую руку на моё колено, сжимает едва не до хруста.

— Ты не баба, согласен. Но за тобой я один хер бегаю.

— Сам виноват.

— Не спорю, — убрав руку, возвращает её на руль, чтоб сделать поворот.

Пока Потоцкий сосредоточен на дороге я разглядываю его. Стильная рубашка с закатанными до локтей рукавами, брюки красивые: тёмно-серые, обтягивают его бёдра и ширинку, на которую я имею наглость смотреть и вспыхивать от смущения.

После свадьбы Лёши две недели прошло. А я до сих пор каждую ночь перед сном представляю Данила: голого, сверху меня на огромной кровати в гостиничном номере.

Я не забыла его. Вряд ли когда-нибудь смогу забыть по-настоящему: так, чтоб образ этого человека не вызывал во мне никаких эмоций, чтоб было всё равно. Я то злюсь на него, то прибить хочется, а ещё бывает: хочется к нему… в крепкие объятия, чтоб сгрёб в охапку, сжал мои плечи мёртвой хваткой и не отпускал.

Припарковав машину напротив кафе, Потоцкий отстёгивает ремень безопасности и разворачивается корпусом в мою сторону. Серьёзный взгляд блуждает по мне вверх-вниз.

О нет… Только пусть не смотрит на меня так душераздирающе. Боюсь, что я уже на всё согласна, хотя он ещё ничего и не предложил.

— Скажи мне, Настя, было у тебя такое, что привычная и понятная тебе жизнь ломается ко всем ебеням? — спрашивает он, вызывая во мне недоумение. К чему бы это?

— Было.

— И как ты с этим справилась?

Пожимаю плечами.

— Не знаю. Работала много. А почему ты спрашиваешь?

— Да вот никак не могу себя взять в руки. Год назад, когда ты уехала, я думал, что смогу вернуться к своей привычной жизни, что всё будет по-прежнему. Я пробовал. Бухал. Был трезвым. С женщиной. И без. Встречался с друзьями. Замыкался в себе. Я находился в разном состоянии. Тебя забыть хотел.

— Не получилось — я так понимаю.

Качает головой, рукой тянется к своему заросшему щетиной подбородку. Задумчиво проводит по нему пальцами.

— Ты же знаешь меня, я не люблю ложь. Буду предельно честным. Без обид, Настён?

— Да какие обиды? — усмехаюсь я. — Если ты хочешь мне что-то сказать, то говори.

— Я, наверное, старым стал… пиздец как. Мне хуёво одному. Хочется, чтоб рядом была женщина. Днём выносила мне мозг, а ночью трахалась со мной как последняя шлюха.

— Так в чём проблема? Найди себе кого-то. Это же нормально — иметь семью, тем более, вы с Людкой десять лет были женаты. Ты просто не привык быть одиночкой.

— Не в этом дело, — возражает он, а я бровь выгибаю дугой. — Дело в тебе, Настя. После того как ты уехала я пробовал отношения с другими женщинами. Мне не зашло. Они все не ты. Даже если сделали бы себе пластическую операцию, одевались бы как ты, пользовались твоими духами и бегали с фотиком — все будут не тобой. Мне ты нужна, Настя. Рядом с тобой я почувствовал себя счастливым. Хоть ты и странная, моментами ебанутая на всю голову, но другая мне и не нужна.

Опешив, я не нахожу слов. Не знаю, что ответить Потоцкому, наверное, впервые в жизни. Он сразил меня наповал. Да, его слова некрасивые, грубые, с матом, зато они правдивые. Услышать, что ему нужна я, а не какая-то другая — это просто взрыв мозга.

— Насть, — за руку меня берёт, накрывает своей большой ладонью. — Если у тебя ко мне ещё не всё перегорело, если ещё хоть что-то осталось, возвращайся. На этот раз без каких-либо условий. Я всю тебя принимаю с твоими заскоками. Как скажешь, так и будет.

— С заскоками значит, — ухмыляюсь, но руку не выдёргиваю. В глаза его смотрю пристально: — Знаешь, чем закончился наш с тобой прошлый раз, когда мы решили попробовать быть вместе? Тебе было хуёво — я поняла. Баб менял, в запой уходил. В общем, не скучно жил, Потоцкий, ни разу. А знаешь, что было со мной? А меня психиатр лечил. Я психотропные препараты пила, которые продаются в аптеке только по рецепту. Я теперь постоянный пациент частного психиатра. У меня официально подтверждено расстройство психики. Такая я тебе ещё нужна?