Татьяна Корсакова - Старинный орнамент везенья

Ознакомительный фрагмент

Она бы не поверила. Для нее Тим на всю жизнь останется этакой помесью плюшевой игрушки и домашнего любимца… А, плевать! Он уехал на край света, чтобы забыть и никогда больше не вспоминать. Он теперь совсем другой человек – Счастливчик Тим.

В тот вечер удача особенно ему благоволила, Тим утратил чувство меры. Легко утратить чувство меры, когда матерые, закаленные в горниле жизни мужики одобрительно хлопают тебя по спине и смотрят с уважением и завистью. Счастливчик Тим – любимчик Фортуны. В тот вечер он выиграл почти тысячу долларов и на выигранные деньги, по чисто русской традиции, закатил пир горой, напоил всех желающих и сам напился. Ограничиваться пивом не стал, заказал себе виски, как взрослый. Виски оказалось редкостной гадостью, похуже самогона, но Тим, не кривясь и не морщась, выпил полбутылки.

Из бара расходились далеко за полночь. Тим шел по пустынной, плохо освещенной улице и глупо улыбался. На душе было легко и радостно, в желудке плескалось виски, а в кармане джинсов лежала астрономическая сумма. Жизнь хороша! Даже тут, на краю земли, можно жить. Он – Счастливчик Тим, у него обязательно все сложится хорошо.

То, что на узкой улице он больше не один, Тим заметил не сразу. Эйфория и ощущение собственной исключительности притупили чувство осторожности.

Нападающих оказалось двое. В скудном свете уличного фонаря он не разглядел их лиц. Да и не было у него для этого времени, успеть бы увернуться от сыплющихся со всех сторон ударов.

Не успел, сдался, еще не начав сопротивляться. Смешно сказать – сопротивляться! Попробуй, помаши кулаками, когда их двое, а ты один. Когда они – разбойники с большой дороги, а ты – всего-навсего московский ботаник, возомнивший себя счастливчиком. Когда у них ножи, а у тебя только голые руки.

Наверное, его хотели ограбить и вели от самого клуба. Да черт с ним, с выигрышем, он бы и сам все отдал, жизнь-то дороже. Зачем же так бить?! Зачем ножи?…

Правый бок вдруг полоснуло дикой, обжигающей болью. Тим заорал, схватился за бок рукой, пальцы наткнулись на что-то мокрое и липкое. Все, сейчас его прирежут, как свинью… Как обидно, он ведь уже начал привыкать…

Избиение прекратилось так же внезапно, как и началось, напавшие на Тима люди исчезли, испарились, точно их и не было. Остались только тускло освещенная улочка и дергающаяся боль в боку. А потом он услышал голоса. Голоса о чем-то спорили. Тим так и не понял, о чем именно, провалился в беспамятство.

Очнулся он уже не на пыльной уличной дороге, а в больнице, той самой, в которой так славно коротал первую неделю своего пребывания в Сенегале. Тим осторожно ощупал забинтованный бок, поморщился.

– До свадьбы заживет. – На стул перед его койкой уселся грузный, наголо бритый мужик. – Уф, ненавижу больницы! – Посетитель вытер вспотевшее лицо краем ярко-желтой майки, хитро подмигнул Тиму, сказал: – А ты и вправду счастливчик! Не сбрехали лягушатники.

Тим только сейчас сообразил, что мужик разговаривает с ним по-русски. Русских в городе было наперечет, и почти всех их он уже знал в лицо, а вот этого толстого весельчака видел впервые.

– Тебе в печень целились, – мужик задумчиво почесал все три своих подбородка, – по идее, ты должен был прямо на месте коньки откинуть, а ты, видишь, извернулся, только поцарапался малость.

Ничего себе малость! Рана на боку не производила впечатление царапины. Да и болела она ощутимо. Кстати, а откуда толстяк знает, что ему целились именно в печень?

– Это вы меня спасли?

– Я, – широкое лицо расплылось в довольной улыбке, – почти километр тебя на собственном горбу до больницы пер. А Ассан, хрен чернозадый, мне совсем не помогал, предлагал бросить тебя там, где нашли.

– Спасибо, что не бросили, – сказал Тим прочувствованно.

– Ну, спасибо на хлеб не намажешь, – толстяк хитро сощурил маленькие глазки, – а вот восьмиста баксов за труды мне вполне хватит.

– Восемьсот баксов? – Тим полез в карман джинсов.

– Не суетись, Счастливчик, Коляныч уже все урегулировал, – толстяк помахал перед самым его носом пачкой долларов.

– Мои забрал?

– Забрал. Легко пришло, легко ушло, а что, жаба душит?

– Не душит. – Тим посмотрел на деньги почти с отвращением. Из-за этих проклятых зеленых бумажек он чуть богу душу не отдал. Пусть уж лучше их заберет этот толстый Коляныч.

– Значит, не жалко? – обрадовался Коляныч.

– Нет.

– Это хорошо. Знаешь, а я тебе тоже навстречу пойду, оплачу твое пребывание в больнице. Я, понимаешь ли, тоже человек нежадный.

– Спасибо.

– Да пустое! С твоих же бабок и заплачу.

– А кто на меня напал? – задал Тим самый животрепещущий вопрос.

Коляныч пожал плечами:

– Кто ж его знает, Счастливчик? Падали везде хватает. Сам-то откуда будешь?

– Из Москвы.

– Из столицы, значит, а какой леший тебя в эту дыру занес?

– Да никакой.

– По профессии кто?

– Инженер.

– Инженер, значит, а с языками ты как, в ладах?

– Французский, английский свободно, немецкий со словарем.

– Да ты что?! – непонятно чему обрадовался Коляныч.

Тим скромно пожал плечами, украдкой потрогал забинтованный бок – неужели целились в самом деле в печень? Дикая страна…

– Работа нравится? – продолжал допытываться Коляныч.

– Не разобрался еще.

– Скучно, да?

Тим задумался. Получалось, что Коляныч прав. Ведь и в самом деле скучно. Как-то не так он себе представлял африканскую романтику. А получилось, что забрался на край света только затем, чтобы узнать, что тут такая же рутина. Дом – работа – бар. Иногда, для разнообразия, разбойные нападения…

Пока Тим думал, Коляныч с кряхтением встал, сказал:

– У меня к тебе есть предложение. Денег сразу много не обещаю, но то, что будет интересно, – это сто пудов.

– А что делать нужно?

– Пока что нужно выздоравливать.

– А потом?

– А потом, – Коляныч положил на тумбочку замусоленный клочок бумаги, – придешь по этому адресу, и мы поговорим.

– Это криминал? – спросил Тим с дрожью в голосе и тайной надеждой.

Коляныч громко заржал, сказал:

– А ты мне все больше нравишься, Счастливчик Тим. Не парься, криминала в чистом виде не обещаю, а вот приключений на твою тощую задницу будет хоть отбавляй…

* * *

С квартирой творилось что-то неладное. Или что-то неладное творилось с ее головой. Началось все после того памятного разговора с Олегом. Нет, намного раньше. Еще до развода Липа замечала кое-какие странности. Например, ни с того ни с сего появлялся запах мужского одеколона. Туалетную воду мужу она выбирала сама и совершенно точно знала, что этот запах чужой. Иногда привычные предметы оказывались в совершенно необычных местах, но Липа списывала это на рассеянность Олега, хотя тот никогда не сознавался.