Кэтрин Стоун - Красотки из Бель-Эйр

– Ты вернешься на следующие выходные? Ты сможешь?

– Я вырвусь. Не знаю, Эллисон, но полагаю, что если ты только что написал сценарий и поставил фильм, который уже полюбили кинокритики, и поставил спектакль, который, отбросим ложную скромность, полюбят театральные критики, то ты до некоторой степени можешь делать что хочешь, побездельничать, побыть с любимой женщиной. Как ты считаешь?

– Я тебя люблю.

– Уинтер!

Эллисон с трепетом шла в палату Уинтер, готовя себя к тому, что вместо своей лучшей подруги увидит бледную, усталую тень, напоминая себе, что она сама, должно быть, выглядела точно так же, когда лежала в палате интенсивной терапии после несчастного случая.

Уинтер выглядела бледной, ее кремовая кожа была прозрачна, но подруга сидела, опираясь на подушки. Ее фиалковые глаза смотрели ясно и искрились, она что-то писала в лежащем на коленях блокноте.

– Привет!

– Ты прекрасно выглядишь, как всегда, эффектно.

– У меня небольшая слабость, но в целом ничего. – Голос Уинтер смягчился: – Спасибо вам с Питером. Вы спасли мне жизнь.

– Нет, – быстро возразила Эллисон, но задумалась. Возможно, Питер действительно спас Уинтер жизнь. Возможно, ужас другой ночи, когда он отчаянно и безуспешно пытался спасти другую жизнь, заставил Питера действовать так быстро и уверенно, как прошлой ночью.

– Да. Спасибо вам. – Уинтер заметила, что Эллисон хмурится, и со счастливой улыбкой обратилась к другой, чудесной, теме. – Ты уже видела ее?

– Еще нет.

– О, Эллисон, она такое чудо! У нее малюсенькие ручки и ножки, такой розовый ротик, и вся она такая мягкая.

– Сестры говорят, что она красавица, – сказала Эллисон. Когда Эллисон пришла в отделение и стала искать палату Уинтер, медсестры по собственному почину сообщили ей об этом. – Они сказали, что большинство младенцев не очень-то красивы, а недоношенные особенно, но она красавица.

– Это не важно, – рассеянно пробормотала Уинтер.

Уинтер осознала – она готова к тому, что ее дочь будет такой же, как она – застенчивой, неуклюжей, неловкой, уродливой. Уинтер искупит вину за то, что сделали с ней. Как она будет любить свою маленькую девочку! Неужели она разочарована, что ее дочь уже красива? Нет, конечно, нет. Нет, если это облегчит жизнь ее драгоценному ребенку.

– Ты уже решила, как назовешь ее? – спросила, помолчав, Эллисон. Уинтер была абсолютно уверена, что у нее родится дочь, но ни разу не упоминала имени.

– Как раз думаю над этим. Вот. – Уинтер передала Эллисон блокнот. – Скажи, что ты думаешь?

– Посмотрим. – Эллисон начала вслух зачитывать длинный список. – Марша Лорен… Лорен Марша… Марки… Лора…

– Эти я уже отбросила, – вмешалась Уинтер. «Я решила не называть ее в честь мужчин, которым оказалась не нужна». – Можешь пропустить все женские вариации от Лоренса и Марка.

– Ладно. Так, посмотрим. Отэм… Спринг… Саммер. – Эллисон задумчиво подняла голову. – Уинтер?

– Думаю, у меня просто помутилось в голове от наркоза. Никаких времен года! Читай дальше.

– Эллисон… Жаклин… Патриция… Джулия.

Лучшая подруга Уинтер… печальная мать Уинтер… любящая мать Эллисон… имя героини, которую Уинтер сыграла в фильме Питера, придуманная женщина, создавая которую Питер думал о любимой и потерянной жене. Эллисон постаралась не хмуриться. Решение будет принимать Уинтер, а не она.

– И не эти. – Уинтер забрала у Эллисон блокнот, перевернула страницу и, написав три слова, вернула блокнот подруге. – Вот ее имя.

– Роберта Эллисон Карлайл.

– Роберта – это мать Марка, – тихо произнесла Уинтер, вспоминая добрую женщину, над которой из-за ее страсти к внукам подшучивали ее дети. Роберта Стивенс никогда не увидит своей внучки. Или увидит? – спросил таинственный голос внутри Уинтер. Был ли этот голос следствием наркоза? Или это был голос молодой матери, которая сомневалась, что сможет утаить такое чудо от любимого мужчины?

– Прекрасное имя, Уинтер.

– Да. – Уинтер улыбнулась. – Думаю, мы будем звать ее Бобби.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Глава 26

Париж, Франция

Сентябрь 1985 года

Эмили вышла из темной комнаты в своей просторной квартире на улице Бургонь и заглянула в переполненный записями ежедневник, чтобы уточнить время завтрашних встреч. Она чуть наморщила лоб, увидев дату: семнадцатое сентября. Год назад в этот день она начала работать на «Портрет», на Роба. Год назад в этот день…

Теперь Эмили работала на себя. И сама о себе заботилась. Теперь она верила в радость, счастье и любовь.

Ее новая жизнь, новая надежда начались в этот день год назад благодаря Робу.

Эмили подняла взгляд от календаря и увидела свое отражение в зеркале над столом. В ее веселой квартире это было одно из многих зеркал, они требовали, чтобы Эмили обращала на себя внимание, требовали, чтобы улыбалась своему отражению.

Эмили улыбнулась, тихо, задумчиво, одобрительно глядя на обложку книги – длинные золотистые волосы убраны от лица и уложены в мягкую прическу, серый шерстяной свитер, розовато-лиловый шелковый шарф, – но зная, что истинные изменения, истинная красота таятся внутри.

Зазвонил телефон. Взяв ежедневник с собой, Эмили пошла ответить.

– Эмили, любовь моя, это Брайан, звоню из туманного Лондона.

– Здравствуй, Брайан. – Брайан был журналистом-внештатником. Вдвоем они сделали пять материалов, он писал, она фотографировала.

– Эмили, я попал в настоящую ловушку. Когда ты фотографируешь Моник Лакост?

– Сегодня днем.

– Отлично. Слушай, я не могу выбраться из Лондона ни самолетом, ни морем. Вся страна окутана густейшим туманом. Ты можешь сделать интервью?

– Я не журналистка, Брайан.

– Я скажу тебе, какие именно вопросы надо задать. Тебе нужно просто получить ответы, а я уже напишу материал. Это очень легко, Эмили, но не говори никому, что я так сказал. Моник Лакост – ведущая киноактриса, так что тебе просто надо будет задать обычный набор вопросов для кинозвезд.

– Обычный набор вопросов для кинозвезд?

– Точно. Ты спрашиваешь, кого она сейчас любит, почему снялась в своей последней картине – ее мотивировка – и была ли она когда-нибудь изнасилована или подверглась насилию в детстве.

– Что? – тихо спросила Эмили.

– Сейчас это очень модно, Эмили. Несколько лет назад модной была булимия или анорексия – у всех крупных звезд было или то, или это, потом алкоголизм, потом пристрастие к кокаину. Теперь изнасилование и…

– Я не смогу этого сделать, Брайан.

– Ты сумеешь установить взаимопонимание, пока будешь делать фотографии, – настаивал Брайан.

– Я просто не могу сделать это интервью, Брайан.