Белва Плейн - Рассвет

– Свадьбу устроите в доме, – подхватывает Сесилия. – В узком кругу, в соответствии с обстоятельствами. Да, такой мужчина – завидная добыча, дорогая!

«Боже, в наше время еще можно услышать подобные выражения!» – подумала Лаура.

– Вы опережаете события, – говорит она вслух. – Еще и речи нет о свадьбе.

– О, но у меня предчувствие, – романтически вздыхает Сесилия.

– Что ты здесь делаешь так рано? – спросил Ральф, спустившись в кухню.

– Сижу и думаю. Я так счастлива, что ты выиграл.

– Да, эту битву выиграл. Но война против джонсонов не закончена, ни здесь, ни в Боснии.

– Да, и та, и другая – скверные войны.

– Конечно. Мы знаем, что они создают множество групп под разными именами, распространяют неонацистскую литературу, вовлекают молодежь. Они распространяются как болезнь, как вирус.

– Слава Богу, Том преодолел этот вирус.

– Да, это так, – отозвался Ральф. – Ты получила от него известие?

– Хорошее. Знаешь, колледж Холли в трех часах езды, и Том занял у приятеля машину, чтобы съездить к ней. Он пригласил ее на ленч, и все прошло очень хорошо. Приятель сказал ему, что она «хорошенькая девчонка», а когда Том рассказал ему свою историю, то отнесся к ней, по выражению Тома, «вполне нормально». И другие его однокурсники тоже.

– Том хороший парень, я всегда так считал. Одно время он был очень настроен против меня, я даже боялся, что не смогу больше приходить к тебе. – Ральф помолчал, обдумывая прошлое. – Никогда не забуду тот день, когда я явился в твой дом с этими ужасными известиями. Я не представлял, как расскажу вам об этом. У меня сердце готово было выскочить.

– А выглядел ты спокойным.

– Это профессиональная выдержка.

– Ты – добрый. Ты – это ты, причем тут твоя профессия…

Он сжал ее руку.

– За короткий срок мы прошли долгий путь, Лаура.

Он смотрел на нее так проникновенно, с такой страстной серьезностью, что у нее защемило сердце.

– Я говорила тебе однажды, – задумчиво сказала она, – а может быть, мне только кажется, что говорила… Я верю, у каждого в этом мире есть «другое я», и он должен искать и найти его. Я сразу поняла, что нашла это в тебе. При первой же встрече…

– И ты испытала такое чувство впервые?

– Я прожила полную женскую судьбу, но такого, как с тобой, – не было. В точности такого.

– Значит, все-таки?..

– Однажды.

– Я не расспрашиваю.

– Это старая история. Она давно кончена и прожита. Так же как кончена и прожита моя судьба как миссис Омер Райс. Может быть, она окончилась даже раньше, чем я поняла это.

«До того, – подумала она, – как я узнала о безмерном обмане моего супруга… до того я уже предчувствовала это…»

Наверное, она сегодня доскажет Ральфу эту историю… но позже, позже… Весь день еще впереди.

– Ты не будешь работать сегодня?

– Нет. Имею право отдохнуть хоть один день после победы на выборах.

– А что ты будешь делать?

– Знаешь что? Я бы хотел вернуться наверх.

– Да, – счастливо улыбнулась она, – «вернуться наверх». «Это правильно, – думала Лаура, – это логическое развитие пути друг к другу с того момента, когда мы сидели вместе в кафе «Феникс», и я подумала, что он похож на Авраама Линкольна. Абсурд – Линкольн, родившийся к югу от Мэсон-Диксон».

– Чему ты смеешься? – спросил он.

– Просто улыбаюсь…

Они поднялись в спальню, и в дверях он крепко сжал ее в объятиях. Глядя в его блестящие счастливые глаза, она подумала, что обрела его навсегда и никогда не потеряет.

После обеда они сидели на веранде. Ральф перебирал струны гитары, которую когда-то, несколько лет назад, засунула на полку тетя Сесилия. Густой звук задрожал в воздухе. Вдруг Лаура положила руку на его пальцы.

– У меня есть письмо, которое пришло три дня назад. Но я не хотела тебя беспокоить до выборов.

– Беспокоить? В письме плохие новости?

– Сам решишь, какие. Прочитаешь? Или я тебе прочитаю?

– Прочитай ты, пожалуйста.

Она вынула листок из конверта и начала читать напряженным, словно не знакомым ему голосом:

– Отправитель – Френсис Элкот, Нью-Йорк. Вот письмо:

«Дорогая Лаура!

Когда ты получишь это письмо, меня уже не будет в живых. Завтра мне предстоит операция на сердце, и мне не верится, что я переживу ее. Наверное, я умру – ведь я уже достиг возраста, в котором умер мой отец. Элкоты недолговечны. Если я останусь в живых, мой поверенный уничтожит это письмо. Тогда я приеду к тебе и сам расскажу то, что скрывал долгие годы.

После того, как я покинул родной дом, я возвращался два или три раза, но не находил в себе мужества встретиться с тобой. Поверишь ли, – подходил к твоему дому, смотрел на колокольчик… и не звонил.

За прошедшие годы было несколько «эпизодов», после которых меня вновь одолевали неотступные мысли о тебе, Лаура.

Я полюбил тебя еще десятилетней девочкой, и любил всю жизнь. Когда тебе минуло девятнадцать… помнишь, как я приехал домой, увидел, как ты шла ко мне по лужайке… Это было словно взрыв, словно пламенный фейерверк, танцующий в ночном небе, – мы оба поняли, что любим друг друга. На следующий день ты играла «Маленькую ночную серенаду», бросала крошки птицам на берегу, и мы… но остальное ты помнишь. Перейду к существу дела. Я получал известия из дому; я узнал, что ты овдовела; прочитал в газетах историю о младенцах Кроуфильдов и Райсов.

Дорогая Лаура, я не в силах писать дальше, но я должен.

Обмен младенцев, это жестокое, ужасное, немыслимое деяние… совершил я.

Я вижу, как ты испуганная и разгневанная дрожишь, читая эти строки, не веришь своим глазам, не веришь, что кто-то мог поступить так низко, так ужасно.

Я расскажу тебе. Это не был коварный замысел, это было внезапное побуждение, и через десять минут я уже раскаивался в нем, но изменить сделанное было уже невозможно.

В тот вечер, когда я посетил тебя в больнице, где ты лежала с новорожденным, я знал правду, ужасную для тебя… о чем не в силах был рассказать… не должен был рассказывать… Я тогда вернулся в город на похороны отца. Я разбирал его бумаги с надписями «сохранить» или «уничтожить» и наткнулся на папку, относящуюся к семье твоего мужа. Ты, наверное, знала, что родная сестра твоего мужа умерла в детстве, дядя – в двадцать один год, и один из двоюродных братьев его отца тоже умер в ранней молодости. Но ты не знаешь, что все они умерли от цистофиброза. Отец описал в историях болезни все эти случаи, а кроме того в папке была запись разговора отца с Омером Райсом, – разговор произошел до его женитьбы на тебе. Отец настоятельно советовал ему никогда не заводить детей. Лаура, я никогда не написал бы тебе об этом, будь твой муж жив, – я не хотел разрушать твой брак, который считал счастливым».