Мария Коваленко - Овертайм (СИ)

— Знаешь, Боря, — значительно протянул он. — У нормального мужчины кроме парадно-выходных трусов и свежих носков еще и костюм быть обязан.

— Да ладно! Знаю я вас, вратарей! На вас что ни надень, а без вратарской маски лица, как у пучеглазых филинов… Напряженные!

— Ох, Конев. Время над тобой не властно. Ни зубов, ни волос… О мозгах молчу.

— На мозги еще никто не жаловался, — Борис ехидно улыбнулся, кивнув на свои огромные кулачищи. — А вот зубы… Хороший хоккеист зубастым быть не может.

— Ага. Особенно такой мозговитый! — Гагарин весело засмеялся. За несколько лет знакомства Борис действительно ни капли не поменялся. Оболтус. Даже разозлиться на него не получалось.

— Я тебе не Таранов, чтобы и зубы на месте, и нос не ломан, — Конев состроил глупую гримасу и снова плюхнулся на кушетку, предоставляя спину под умелые руки Карена. — Кстати, какие новости от нашего звездного кэпа?

— Цветет и пахнет, — коротко отмахнулся Иван.

— Ну… То, что он вонючка я, допустим, знал. Однако, хотелось бы подробностей.

— Да все у него нормально, — Гагарин равнодушно пожал плечами. — Квартира недалеко от арены, тренировки каждый день, кормежка из ресторана, толпы поклонниц и даже молодая училка английского. Персонально! Говорит, симпатичная.

Борька присвистнул.

— НХЛ, ни хухры-мухры!

— От как… Живет на полную катушку наш орел, — Конев поцокал языком. — Да… Ради молодой училки я бы и на китайскую грамоту согласился. Но Андрюха…

— Андрюха заслужил, — закончил Иван. — Пусть пожинает плоды.

Ответить что-либо Борис не успел. Дверь в комнату раскрылась полностью, и бледная, но удивительно спокойная Барская тихо поздоровалась с присутствующими. Коневу хватило одного взгляда, чтобы понять: она все слышала. Хотелось материться, но вместо этого он крепко сжал челюсть и отвернулся. В памяти были еще свежи события четырехнедельной давности.

— Настя… — Гагарин с подозрением глянул на дверь. — Я совсем не то имел ввиду…

— Ваня, не стоит, — она отрицательно заворочала головой, протягивая вратарю пакет. — Не важно. Прошу, возьми это.

— Что там? — Иван осторожно, словно бомбу с часовым механизмом, взял в руки поклажу.

— Это вещи Андрея, — голос звучал ровно. «Все нормально», «заслужил», «училка английского», «на полную катушку» — вихрем крутилось в голове. — Одежду и экипировку он отвез к родителям. Осталось лишь это…

— Не понял, — Иван потер ладонью лоб. — Сама бы отвезла ему.

Молчание. Холодный, спокойный взгляд.

— Настя… — Гагарин не мигая уставился на нее. Догадался.

— Я не полечу в Монреаль. Никогда.

Комната заполнилась проклятиями. Никогда не позволявший себе сквернословия при женщинах, Гагарин витиевато выругался.

— Таранов знает? — сквозь зубы процедил он, успокаиваясь.

— Сегодня вечером нам предстоит разговор. Узнает.

— Черт… Это, конечно, не мое дело, но ты совершаешь колоссальную ошибку.

— Ваня, ты правильно сказал. Это не твое дело, — она развернулась к выходу. Находиться здесь стало трудно. — Пойми, если ему там хорошо — значит там его место. Пусть будет счастлив, — потом собралась с силами и завершила заученной фразой, — а я подстраиваться под его жизнь не собираюсь.

— Значит, так? — Гагарин вспыхнул от гнева. Лицо покраснело.

— Да. Так. И давай на этом завершим.

— Тьфу… — он сразу припомнил опасения друга о том, что Барская побоится менять свою жизнь. Вспомнил и отчаянный взгляд, который видел каждый день в скайпе. То, что Андрей ее ждет, он не сомневался. Таранов влип, как не влипал никогда. И теперь такой расклад… — Дура… Безжалостная дура…

Последней фразы Настя не услышала. Сделав то, зачем пришла, она быстрым шагом направилась к парковке. Следовало бежать и как можно быстрее. Пока правда не вырвалась наружу.

Борис нагнал ее в узком коридоре у черного входа. Им пользовался только персонал и хоккеисты. Ни окон, ни фотографий на стенах, тусклый свет потолочных светильников — будто тоннель.

— Господи, как только вы, бабы, умудряетесь так бегать на каблуках, — проворчал, отдышавшись. — Насть…

Он замялся, не зная, как продолжить. Ломануться следом додумался, а как спросить не знал.

— Боря, если ты хотел узнать, как я поживаю — то отвечу сразу: все нормально.

— Правда?

Конев наклонился, внимательно разглядывая лицо собеседницы. Не выдержав такого досмотра, Барская открыла сумочку и стала демонстративно что-то искать. Спустя минуту в ладони блеснули ключи от машины.

— У тебя руки дрожат и глаза красные, — дознавателя обмануть не удалось.

— Тебе кажется.

— Вот! — он насильно взял ее руку и протянул вперед. Ключи со звоном упали на пол. — Черт, да тебя всю трясет!

Кисть под пальцами мелко подрагивала.

— Это эмоции, — Настя резко вырвалась из захвата. Собственная слабость уже бесила. Один раз она позволила ему видеть себя слабой, другого раза быть не должно. — С этим местом у меня слишком много связано.

— Ну-ну, — Борис зло усмехнулся. — С местом…

Прерывая беседу, впереди лязгнула металлическая дверь. Солнечный свет резанул по глазам, и в коридоре появилось еще двое. Генеральный менеджер, пропустив вперед жену, удивленно воззрился на спортсмена и бывшего пресс-секретаря. Неожиданно. Не желая становиться участником беседы, он коротко кивнул обоим и постарался пройти мимо. Однако у Аллы были другие планы.

— О, как интересно, сама госпожа Барская, — Репина надменно фыркнула. — Таранова удержать не удалось, теперь вот Борисом заинтересовались? Катитесь по наклонной!

— Дальше тебя не укачусь, — Настя закатила глаза. За несколько месяцев вдали от этих двоих она полностью отвыкла от лицемерия и яда, которым были пропитаны оба.

— Стерва, — змеей прошипела оппонентка. — Андрей правильно сделал, что сбросил балласт.

— Юра! — Конев больше не мог терпеть этого препирательства. Вначале мученица-Барская, отрицающая все и вся, теперь еще эти стервятники. — Закрой пасть своей шавке или я закрою сам!

— Милый! — Алла положила руку на плечо мужа. — Он меня оскорбил.

— Я тебя сейчас в бараний рог скручу! — хищно осклабился Борис, потирая ладони.

— Конев, не надо оскорблять мою жену! — нехотя выдавил Юра. В глубине душе ему было плевать на всех присутствующих, но выслушивать потом упреки благоверной не хотелось еще больше.

— То есть ей всех можно, а мне — нельзя? — бас защитника прозвучал угрожающе.

— Алла, пойдем, — Репин потянул женщину к двери.