Неистовые. Из огня да в полымя - Алиса Перова

Затыкаю предсказательницу и звоню Стефании.

— Привет, мой Ангел!

— Генка! Как х-хорошо, что ты п-позвонил! А я сама только х-хотела тебе набрать, — щебечет она в трубку, заставляя меня улыбаться. — Ты маму уже п-проводил?

— Да, только что улетела. Признавайся, а что за новые друзья у тебя там намечаются? И почему я не в курсе?

— К-какие друзья? У меня здесь только Касси и Васко… — она на миг теряется, но тут же радостно добавляет: — И Феликс, конечно!

Ну, конечно!

А Стефания, забыв о моём вопросе, уже рассказывает, куда возил её Феликс, как они вместе фотографировали, рисовали, и так увлеклись, что забыли об ужине.

Охренеть! Увлеклись они!

Изнутри покусывает что-то очень похожее на ревность, и всё же я держу комментарии при себе. Мне кажется, что я успел неплохо узнать Фила, поэтому мне сложно представить его своим соперником. Примеряю ситуацию на себя и понимаю, что у него самого куда больше поводов для ревности.

На самом деле я даже рад, что Фил вернулся в Барселону. И моя ревность — это херня в сравнении с тем, что я себе накрутил. Вернее, накрутила меня Диана. Об инциденте с водителем Залупиты ей стало известно в тот же день (сто пудов — это дворецкий шпионит), и в Париже меня ждала хорошая головомойка. По мнению Дианы, этот пёс Алехандро без команды своей хозяйки не посмел бы нам дерзить, а я, по всему выходит, повёлся на провокацию.

Сперва я не поверил — к чему такой спектакль? Если у Лупиты на меня зуб, то пострадал-то всё равно не я. Но Диана ответила, что на то и был расчёт — так Лупита наказала своего пса. Бред какой-то… она же не настолько отбитая баба. Или настолько? Уж Диана наверняка её лучше знает. Не скажу, что она меня убедила, да и Стефании я ничего говорить не стал, но звонил ей раз по пять за день и расспрашивал обо всём.

И всё вроде было нормально — Стефания на больничном, как и было обещано, чёрт Алехандро по-прежнему в строю, но это и не удивительно. Подозрительным показалось только то, что после моего отъезда Лупита напрочь потеряла интерес к Стефании, даже замечать её перестала. Вот сука! Хотя, может, это и к лучшему. Я даже представить себе не могу, чтобы эта зажравшаяся шмара отдавала команды моей девочке.

Однако моя неугомонная малышка даже на костылях нашла себе занятие — подружилась с поваром и пристроилась помогать ему на кухне. А теперь и Фил подтянулся со своими уроками. И в разговорах со Стефанией его стало слишком много.

— Знаешь, Феликс г-говорит, что я очень талантливая, но п-приукрашиваю действительность.

— Много он понимает, твой Филимон.

— Очень много! Х-хотела бы я столько п-понимать, — защищает его Стефания. — Гена, это н-не критика, он и сам не считает себя очень х-хорошим художником. И даже г-говорит, что его карьера началась именно в тот момент, когда он научился п-приукрашивать.

— А я что говорю! Так может, ты сама ему дашь несколько уроков?

— Не-эт, Феликс всё равно рисует круче, а в ф-фотографии он настоящий гений.

— Тебе виднее, мой Ангел, — говорю совсем не то, что вертится на языке, но принижать этого гения в глазах восторженной ученицы как-то не по-пацански.

И всё же грустно признавать, что с ним Стефании интереснее, чем со мной. Что ни говори, а эти двое из одного теста. Спасибо, хоть танец их не связывает, потому что это куда опаснее — по себе знаю.

А Стефания, будто почувствовав моё настроение, нежно мурлычет в трубку:

— Я так скучаю, Генка! Даже сильнее, чем раньше.

— Это потому что совместные оргазмы очень сближают.

Стефания смеётся, шутит, провоцирует, и я понемногу расслабляюсь. И очень хочу туда, где без меня волнуется море… к ней, моей нежной, пылкой и отзывчивой девчонке с хмельным экстазом в глазах. Мы говорим тихо и откровенно, и между нами больше нет Феликса. Да пребудет с ним вечная любовь к жене и фотографии.

Уже не в первый раз кто-то пытается пробиться на второй линии, но я ещё долго игнорирую сигналы, не позволяя прервать мою идиллию.

И лишь на подъезде к деревне неохотно принимаю вызов Жака. Вряд ли он обрадует меня новостью, что Шапокляк срочно рванула в тёплые края, прихватив с собой Демонёнка.

— Джин, ты охренел? Я тебе уже целый час звоню!

— Даже не думай испортить мне настроение! — рычу в ответ, и Жак начинает ржать.

Это явно не к добру.

— Вообще-то, я добрый вестник. Как насчёт того, чтобы на пару деньков прошвырнуться в Бремен?

— Бремен? — удивлённо переспрашиваю. — Это к немцам, что ли?

— И к немкам! — довольно уточняет Жак.

— А-а, ну это совсем меняет дело. И когда мчим?

— Увы — без меня. Будешь сопровождать Реми и Одиссея. Вылет сегодня вечером, так что не задерживайся.

— И на хрен я им нужен?

— А ты разве не хочешь? — удивляется Жак, и тут же со значением поясняет: — Между прочим, это Реми настоял на твоей кандидатуре.

— Даже так?

Похоже, Демонёнок что-то задумал. Я прислушиваюсь к себе, и в борьбе между «хочу» и «надо» побеждает мой добрый «похер».

Но когда на горизонте показались шпили башен Ла-Шер, перед мысленным взором нарисовалась рожа осла из «Бременских музыкантов», а меня охватил азарт.

Ну что ж, бременские фрицы, встречайте трио бандуристов!

Глава 56 Бремен

Бремен

Ух, дас ист фантастиш!

С приятным удивлением я осматриваю небольшой салон и мне уже не терпится упасть в пассажирское кресло, оснащённое такими ништяками, что хочется продлить наш недолгий полёт. Понятно, что каких-то полтора часа я легко выдержал бы и в более скромных условиях, но раз уж фирма платит, то грех пренебрегать комфортом. Я и раньше летал бизнес-классом, но этот выглядит не в пример круче. А может, нам не сюда?

Я оглядываюсь на Одиссея и уточняю:

— Не понял, это что — первый класс?

Он смотрит на меня так, будто я ему смертельно надоел, и, поправив очки на переносице, снисходительно поясняет:

— Нет, Гена, это бизнес-класс, — и взмахивает своей мясистой клешнёй. —