Замуж в наказание - Мария Анатольевна Акулова

пьет кофе и смотрит новости. Когда я пытаюсь вникнуть в доносящиеся из динамиков слова – волосы дыбом. Бесконечные аварии, криминальные сводки, взятки, задержания, погони… Но оглядываюсь на Айдара и понимаю, что его совсем это всё не задевает. Он слушает спокойно, без особого интереса, но и в диалог с телевизором не вступает.

В этом мы разные, конечно. Мне чаще всего хочется отгородиться от окружающего мира, он кажется излишне жестоким. А муж рвется его спасать. Зачем-то.

Люблю его, но не во всем понимаю. С другой стороны… Если бы не его стремление спасать, меня ждала бы совсем другая судьба.

А так… Я готовлю ему любимые янтыки.

Будет три вида: с репчатым луком и говядиной, сыром с помидорами и грибами. Начинки уже готовы, от запахов слюнки текут, дело за тестом.

Я раскатываю каждый янтык практически до прозрачности. Так вкуснее.

Не хочу вспоминать, как меня этому учила мама, как мы вместе с ней готовили на праздничный стол, а все равно срываюсь…

Руки подрагивают, в носу щиплет. Я прокашливаюсь, тянусь за ложкой. Накладываю мясную начинку, разравниваю, закрываю янтык.

Осторожно перекладываю на присыпанную мукой доску рядом с уже готовыми к жарке.

Пропускаю момент, когда телевизор начал затихать. Осознаю уже по факту: вокруг становится тихо. Чувствую взгляд лопатками. Пугаюсь, хотя бояться мне нечего. Почти.

Оглядываюсь, Айдар смотрит на меня задумчиво, а я улыбаюсь. Он тоже – коротко. Для меня.

– Еще минут пять и начну жарить. Первые сразу и подам. Ты главное дуй, а то обожжешься, – меня и саму мутит от напускного энтузиазма и неправдоподобной многословности. Я подмигиваю Айдару, он не уличает меня в наигранности, наоборот — подбадривает улыбкой. Но наш зрительный контакт я долго не выдерживаю. Отворачиваюсь.

Снова щипаю тесто, скатываю шарик, кладу на коврик и с силой давлю основанием ладони, расплющивая.

Мой отец тоже обожает мамины янтыки. Мне было очень важно, чтобы ему пришлись по вкусу мои, когда готовила впервые. Лет в четырнадцать, если не ошибаюсь… На его День рождение.

Нужно тут же отвлечься, знаю, но я и так долго сопротивлялась, а сейчас затягивает в воспоминания. Он тогда меня еще любил. Еще не предал. Мама поставила большое блюдо на праздничный стол. Сказала, что мы готовили вместе.

Баба спросил, а где Айкины? Я со стыдом призналась, что чуть-чуть кривенькие. Он взял именно мой. Ел и охал. Говорил, что волшебно. Что Аллах и его такой дочкой благословил, и мужу её ой как повезет… Что лучше подарка на День рождение никто не сделает. Я каждый год с тех пор…

Резкость зрения падает. В глазах откуда-то берутся слезы. Шумно тяну воздух носом, веду по лицу рукавом. Стараюсь делать это незаметно. Если что – скажу, что лук.

– Шайтан… – Зло шиплю, увидев, как по тонкому-тонкому тесту расползается дырка. Защипываю пальцами. Приказываю себе забыть о лишнем. Просто забыть. Я же счастлива. К чему страдания?

Снова начинка. Разровнять. Закрыть. Положить рядом на доску.

– Айлин…

Оклик со спины заставляет задрожать. Не спрашивай у меня ничего сегодня, любимый. Ну пожалуйста…

Про себя молю отчаянно, но вслух, конечно же, не прошу.

Оглядываюсь и горю синтетическим энтузиазмом. Айдар по-прежнему серьезный, даже хмурый. Сидит за столом расслабленно – нога заброшена на ногу. Кофе уже допит. Пальцы крутят лежащую на столе конфету.

Он опускает взгляд на действия собственных пальцев. И я опускаю. Время замедляется. Я безнадежно надеюсь, что он всё же ничего не спросит. Но, к своему несчастью, слышу:

– А сегодня же пятнадцатое, правильно?

Айдар поднимает глаза на мое лицо, а мои так и остаются на замерших пальцах.

Да, сегодня пятнадцатое.

Чувствую, как внутри что-то лопается. Глаза становятся мокрыми. Я отворачиваюсь к коврику.

Смотрю на него. На муку падает капля.

Отщипываю тесто. Быстро катаю. Кладу сверху, давлю основанием ладони…

– Не помню. Пятнадцатое, да?

Играю ужасно, но так уж и будет. Веду по скалке, распределяя муку. Снова раскатываю.

Нажим слишком сильный. С янтыками нужно не так. Нежно нужно. С любовью. Так вкуснее. Я тогда старалась от всей души…

– Мы никуда не едем? Подарок не покупали?

Я сейчас ненавижу Айдара. Не перестала любить, но ненавижу люто. Боль превращается в слабость. Слабость хочу закрыть нападением. Развернуться и рявкнуть: едь, куда хочешь!!!

Но он не виноват. Он ни в чем не виноват.

Жмурюсь, качу скалку.

– Я уже позвонил… Поздравил от нас.

Я открываю рот и делаю влажный выдох.

Я благодарна Айдару за это, но вслух сказать не могу. Сегодня мне особенно плохо. Я хочу просто проморгать этот день и проснуться завтра.

– А ты звонила?

Вопрос бьет в спину. Прошивает грудную клетку и вылетает спереди вместе с моим разбитым сердцем.

К горлу подкатывает всхлип. Не удается его сдержать. Жалко булькаю. Тянусь руками к лицу. Закрываюсь.

Мотаю головой, уже рыдая.

Нет, я не позвонила. И да, сегодня пятнадцатое. День рождение моего бабасы.

Слышу, как отъезжает стул.

Айдар сейчас подойдет, но я этого не хочу.

Делаю шаг в сторону. Слепой поворот. Лучше поднимусь в свою старую спальню, чуть успокоюсь – потом янтыки. Но не успеваю.

Айдар перехватывает поперек талии. Действует настойчиво, но нежно. Держит со спины, пытается заглянуть в лицо, я уворачиваюсь.

– Ну что ты в слезы сразу? Я не заставляю звонить, Айк. Не хочешь – не будешь. Я просто спросил…

Я знаю, что просто спросил, но сильнее рыдаю. Это слишком сложно для меня. Слишком тяжело нести сразу и обиду, и тоску.

У моего бабасы сегодня праздник, а я даже голос его слышать не могу. Мне кажется язык отсохнет на словах о том, что я его люблю.

Я не понимаю, люблю ли. Мне плохо. Мне просто бесконечно плохо.

Я не могу не думать, что им без меня тоже.

И о том, что злиться мне давно вроде бы не за что, не думать тоже не могу.

Айдар ведет по моему плечу, целует в висок.

– Развернись ко мне, – просит, но я снова мотаю головой, а потом всхлипываю. Так горько, что самой себя жалко. И из-за этого тоже всхлипываю.

Я ужасная, Аллах. И дочка ужасная. И грешница страшная.

Но то, что я полюбила своего мужа, а он полюбил меня, не отменяет того факта, что мной распорядились.

Я не могу благодарить отца за мудрость, потому что не могу отнестись к себе, как к вещи.

– Тварью себя чувствую… –