Свет твоих глаз (СИ) - Соня Мишина

чашек ― пила чай. Потом ушла наверх. Я слышал ее шаги на лестнице. Ушла ― и наступила тишина, лишь слегка нарушаемая сопением Найджела, который незаметно подкрался и улегся на моих ногах.

Я сидел, слушал эту тишину и думал, что вот эта мертвая холодная пустота, словно я не только ослеп, но еще и оглох, ждет меня впереди. Месяцы, годы, десятилетия пустоты в четырех стенах, в клетке, которую я успел сделать золотой, но не успел наполнить жизнью. Слишком долго ждал и искал.

Ну почему Вероника встретилась мне только теперь?! И что она делает там, наверху? Почему ее совсем не слышно? Не могла же она лечь спать так рано!

Я нарочно заставил смартфон озвучить время. Убедился, что нет еще и одиннадцати ночи. Смутная тревога, круто замешанная на болезненном желании услышать голос Ники, ощутить ее близкое присутствие, заставила меня изменить собственным принципам, встать и отправиться на второй этаж.

В свою спальню я вошел на цыпочках. Свет в ней не горел, даже нижний. Это я различить мог. Наощупь добрался до собственной кровати, присел подле нее на корточки, положил руку на краешек и начал медленно ощупывать матрас. Вытянутая на всю длину рука встретила пустоту. Тогда я пересел на кровать, дотянулся аж до самой стены и убедился: Вероники на кровати нет!

― Ника? ― позвал шепотом, хотя прекрасно понимал, что ответа не услышу. ― Ника…

Покинув нашу спальню, я встал посреди коридора и прислушался: может, жена решила принять душ или ванну? А может, возится в одной из комнат, перестилая белье? Нет. Глупая идея. С чего бы ей ночью уборкой заниматься…

― Ника! ― снова шепнул я, словно опасаясь разбудить.

Придерживаясь за стену, побрел к спальне, которую Ника занимала раньше, до того, как мы поженились. Я не очень понимал, что ей там делать, но других идей, где ее искать, у меня не было.

Рука нащупала дверной косяк. Я остановился. Занес кулак, чтобы постучать в дверь. Не донес. Уронил руку. Даже если жена в своей спальне ― что я ей скажу? У меня нет права желать близости с ней. Не теперь, когда я собрался разводиться. Уткнулся лбом все в тот же косяк. В груди теснились, мешая дышать, ужас перед одиночеством, горечь предстоящей разлуки, тоска и еще куча всего ― непонятного, безымянного. Ресницы под повязкой увлажнились.

― Ника… ― протянул еле слышно, без надежды на ответ.

Даже если жена там, за дверью ― наверное, она спит или лежит и слушает музыку в наушниках. Или… не знаю. Но хочу быть там, с ней.

― Эд. ― Моей повисшей плетью руки коснулись прохладные пальцы. Голос жены донесся откуда-то снизу. ― Ты пришел…

Я перехватил ее ладонь и попятился на полшага.

― Ты что здесь делаешь? ― спросил неверяще.

― Сижу.

― На полу в коридоре?!

― Угу.

― Зачем? ― я перестал понимать, что происходит. Совсем.

― Не знаю. Надеялась увидеть, как ты поднимешься в свою спальню. Ты ведь уже неделю там не появляешься.

― А ты почему не там?

― Не могу там одна… без тебя. ― Ника встала, потянула меня за руку.

И я пошел за ней, потому что сопротивляться было за пределами моих сил. Послушно позволил снять с себя футболку и штаны. Повинуясь воле любимой, присел на край кровати. Она уселась мне на колени, обхватила за шею, прижалась ― кожа к коже, и я понял, что на ней нет вообще ничего.

Мои руки тут же зажили собственной жизнью: погладили гладкие бедра, проследили изгибы талии, добрались до груди.

Ника сама прижала к ней мои ладони, выгнулась, покачнулась…

― Только попробуй уйти, Скворцов! ― прошептала грозно. ― Только посмей меня оттолкнуть!

Я должен был это сделать. Обязан!

…и не смог.

Содрал гребаную повязку с глаз, чтобы не мешала. Зарылся носом в ложбинку между нежными полушариями. Отыскал губами уже затвердевшие чувствительные вершинки, сначала одну, потом ― вторую. Из груди против воли вырвался протяжный рык.

Слова вдруг забылись все разом, будто никогда не умел говорить. Остались только обрывки мыслей и рваные хриплые междометия. Я то выкрикивал их, то выстанывал, забывая дышать, содрогаясь от нестерпимой потребности целовать, терзать, пронзать собой покорное женское тело, так идеально совпадающее с моим собственным, будто нас создавали, как два кусочка единого пазла.

44. Вероника. Антресоль

Эд пришел! На второй этаж, в спальню. Сначала ― в свою, потом ― ко мне. Я ждала и не ждала, что это произойдет. Но, когда увидела его, от радости и облегчения растеряла способность говорить и двигаться. Только сидела и смотрела, как он бродит наощупь и шепотом повторяет мое имя. По щекам текли слезы. В горле першило. Все-таки муж любит меня! Его отстраненность, его враждебность ― все это напускное!

Сморгнув слезы, собравшись с силами, я схватила Скворцова за руку и уволокла в свою спальню. Он не сопротивлялся. Правда, потом, когда мы уже лежали, расслабленные, измотанные бурным единением, он попытался заговорить.

― Вероника, я не…

― Молчи! ― чутье подсказывало, что мне вряд ли понравится то, что я услышу. ― Все разговоры ― завтра.

Эд неохотно умолк. Поцеловал меня в ухо, прикрыл глаза и задремал. Я тоже уснула ― спокойно и глубоко. Так, как давно не спала!

Утром сбежала из кровати раньше, чем муж успел проснуться. Спустилась вниз, захлопотала над завтраком.

Эд спал дольше обычного. Только в начале девятого появился на верхней площадке лестницы ― с растрепанными отросшими волосами, со следом подушки на щеке.

― Ника? ― окликнул негромко. ― Ты почему не разбудила меня?

― Хотела, чтобы ты выспался. Спускайся. Завтрак на столе.

Муж вздохнул, покачал головой:

― Спасибо, но я бы хотел, чтобы ты выслушала меня…

― Выслушаю обязательно. Вот на прогулке и выслушаю.

Завтракал Эд без аппетита, но послушно съел все, что я ему подала ― омлет с овощами и сосисками, тосты с маслом и джемом.

Наконец, мы выбрались на улицу. Я ждала, что Скворцов начнет выяснять отношения прямо у подъезда, но он набрался терпения и молчал, пока мы не добрались до парка и не отпустили Найджела бегать.

― Теперь ты готова выслушать меня?

― Говори, ― неохотно разрешила я, внутренне подбираясь, будто готовилась к драке.

Готовилась не напрасно.

― Ника, я… сделал ошибку, за которую теперь придется расплачиваться нам двоим.

― И в чем ты ошибся?

―