Жестокая болезнь - Триша Вольф

— Конечно, — выражение ее лица смягчается, когда она изучает мое лицо. Я уверена, что мое проявление эмоций ее тревожит. Она вздыхает, затем: — У тебя не было серьезных неприятностей. Эта девушка вспомнила твое описание только как свидетеля. Кое-кто связался со мной, я просто убедилась, что твое имя нигде не упоминалось в ходе расследования.

Потому что она знала, что Эриксон — это моя месть. Потому что она знает, что ее дочь психопатка. Хоть и не была уверена, она подумала, что я, возможно, убила человека.

А сегодня Алекс подтвердил ее предположение.

— А теперь, — говорит она, — давайте устроим поздний завтрак. Нужно заесть эти мимозы перед педикюром.

Но, прежде чем войти внутрь, она добавляет:

— О, еще кое-что, — она проводит ногтями по моим мелированным локонам, чтобы распутать пряди, перекинутые через плечо. — Вэнсон, или кто бы ни был этот мужчина в моем пентхаусе, он знает больше, чем следует. Так что… постарайся им воспользоваться. У него хорошее телосложение. Кто его родители?

Я слегка качаю головой, нисколько не удивленная тем, что для Ванессы моя личная жизнь важнее убийства. Но сегодня она удивила меня, по крайней мере, один раз.

Я никогда раньше не спрашивала совета у своей матери, так что это непривычно и странно.

— Как воспользоваться?

Рошель издает горловой смешок.

— Если ты не знаешь, как, тогда ты чертовски глупа. Потому что у этого парня на лице написано, как он хочет, чтобы ты им воспользовалась.

Мама вздыхает.

— Блейкли, ты, прихрамывая, бродила по моей террасе, на тебе ожерелье из синяков, которые могли появиться только от секса.

— Грубого, грязного секса, — парирует Рошель.

— Он позвонил мне сегодня утром, беспокоясь о тебе, — говорит мама. — Это значит, что вся власть в твоих руках…

— Яйца, — перебивает Рошель. — Яйца в ее руках, Ви, — она подмигивает мне, прежде чем надеть солнцезащитные очки.

Ванесса издает нетерпеливый звук.

— Постарайся наслаждаться той частью жизни, которая не сводится только к работе и мести, — говорит она. — Развлекайся. Только не подпускай его близко к прессе.

Другими словами, Ванессу Вон очень мало волнует мужчина в ее доме. По правде говоря, сейчас мама меня пугает больше, чем Алекс или даже Мэнский ангел. И я почти уверена, что ее последнее заявление было завуалированной угрозой заставить Алекса замолчать.

Она целует меня в щеку, затем маска Ванессы возвращается на место, когда она поворачивается, уходя в дом. Но на мгновение она позволила мне увидеть заботливую и бесстрашную женщину, и именно по этой причине я поворачиваюсь к Рошель и говорю:

— Она доверяет тебе.

— Как и тебе, милая. Женщины в этом городе держатся вместе. Слишком много привилегированных мужиков. Мы не позволим одному высокомерному пенису разрушить твою жизнь.

Возможно, это самая милая грубая вещь, которую она когда-либо говорила мне.

— И этот пенис не один, — говорю я, бросая взгляд на Алекса, стоящего возле стеклянной перегородки в садовой комнате. Смотрю на Рошель. — Увези маму из города на следующие две недели.

— Чтобы ты навлекла на себя еще больше неприятностей? — она приподнимает подведенную карандашом бровь.

— Чтобы я знала, что она в безопасности.

Плотно сжав губы, Рошель кивает.

— Конечно, милая. Я знала, что где-то под этими упругими сиськами у тебя спрятано сердце.

— Да, кто бы знал, — невозмутимо отвечаю я.

Она целует меня в другую щеку, прежде чем уйти вслед за Ванессой.

— О, небольшой совет, что бы ты ни задумала, — она поворачивается, — врагов много, когда дело касается денег. Держи своих врагов на расстоянии, и если они перейдут черту, звони мамочке, — она хихикает, направляясь в пентхаус.

Я упираю руки в бока и смотрю на раздавленный одноразовый телефон. Если бы моя мама и Рошель знали всю правду, их советы были бы совсем другими… и Алекс мог бы оказаться погребенным под розовым кустом Ванессы.

Однако для одного дня уже достаточно признаний и откровений.

Рубцовая ткань на моей ладони пульсирует, внезапно давая о себе знать. Я провожу большим пальцем по неровной коже, вспоминая свой разговор с Лондон и то, что она рассказала о телах — жертвах Мэри.

На меня нисходит странное спокойствие, похожее на тот момент, когда я придумываю идеальную схему мести клиенту, как будто все кусочки головоломки внезапно складываются воедино.

ГЛАВА 37

РАЗРУШЕННАЯ СТРАСТЬ

АЛЕКС

Я наблюдаю, как Блейкли входит в садовую комнату через стеклянную перегородку.

Вся такая красивая, едва сдерживая ярость, она говорит:

— Ты зашел слишком далеко, черт возьми.

Может быть.

Но она уже давно должна понять, что я пойду на все, чтобы защитить ее.

Заканчиваю срезать шипы на стебле, затем протягиваю ей красную розу.

— Мне нравится твоя мама, — говорю я, уходя от темы. — Не знаю, почему ты не проводишь с ней больше времени. Она очаровательна, — я оглядываю роскошную комнату с садом. — Ты выросла в богатстве, тебя окружали прекрасные вещи в жизни. Тебе это идет.

— Да. Все холодное, бесчувственное, поверхностное, — она выхватывает розу у меня из рук и бросает ее на пол из каррарского мрамора. — Такой личностью я была раньше.

— Я бы сказал, что ты до сих пор такая, — говорю я, откладывая ножницы, — учитывая, что ты хладнокровно ушла от меня этим утром, даже не написав любовное прощальное письмо.

— Это не шутки, Алекс. Ты вовлек мою маму.

Потираю рот рукой. Я не планировал вовлекать ее в это, но, оказывается, Ванесса Вон знает о своей дочери больше, чем думает ее дочь. После звонка Ванессу нельзя было успокоить.

Казалось, она на законных основаниях заботилась о благополучии своей дочери, хотя Блейкли заставила меня поверить в обратное. Честно говоря, я не был готов к тому авторитету, которым миссис Вон обладала в этой ситуации. Но, учитывая, что план Блейкли был фактически сорван, и Ванесса доверила ее мне, похоже, все складывается к лучшему.

— Я же говорил тебе, что явка с повинной — это не вариант, — в ответ на ее возмущенное молчание я заверяю: — Она будет в безопасности. Чем скорее мы решим проблему, тем скорее беспокойство твоей матери утихнет, и ее участие в дальнейшем не понадобится.

Черты ее лица суровеют, когда она делает шаг ко мне.

— Ты угрожаешь?

Оскорбление ранит.

— Я знаю, доверять сложно, но после прошлой ночи ты не должна подвергать сомнению мою мотивацию. Я бы никогда намеренно не причинил тебе боль, Блейкли.

— Доверять? — она прищуривает глаза цвета морской волны. — Ты установил шпионскую программу на мой телефон. Это, по-твоему, доверие?

Это отчаянная мера, на которую я был вынужден. Прошлой ночью