Елена Арсеньева - Семь цветов страсти

— Что у тебя за погром? Давай я донесу, тебя явно шатает. — Рут подхватила поднос с тарелками и бокалами, а я взяла пирог.

— Люблю, чтобы все было красиво даже в повседневной жизни. Ведь жизнь в основном повседневная. — Она замысловато скрутила салфетки, сунув в каждую из них бутон хризантемы из своего букета. И сняла с камина тяжелый бабушкин подсвечник. — Обожаю свечи, камины, водяные мельницы, голубей на потолочных перекрытиях, запах яблок из сада… Мои предки были фермерами.

— В моем поместье будет большой зал с плафонной росписью в стиле Буше — розовые амуры с гирляндами роз на попках целятся в ожиревших матрон стрелами любви. А те закатывают глаза, прикрывая груди прозрачными вуалями. Ну, ладно, выпьем за нас. За твое фермерское и мое «амурное» счастье. Пусть будет красиво!

Мы выпили шампанского и повеселели.

— А не странно ли, что в центре Парижа в роскошной квартире при свечах сидят две вполне пикантные женщины, причем не лесбиянки? — вздохнула Рут.

— И при том, что мой телефон буквально обрывают первосортные поклонники. Вот! Еще один!

На этот раз оказался Сол.

— Детка, я у твоего дома. Промок до нитки. Что? Ты не заметила, что на улице льет как из ведра? А… надеюсь, я вам не помешаю? Не стал бы навязываться, но я проездом и имею к тебе срочное дельце… Спасибо. Что-нибудь прихватить? Это уже приобрел.

Я скорбно посмотрела на Рут.

— Не удалось отвертеться. Это деловой визит, увы. Нет-нет, посиди, надеюсь, он не слишком заболтается и даст нам возможность перекусить.

С плаща Сола действительно капала вода, сухими оставались только букет, купленный за углом, да кожаная сумка, которую он умудрился засунуть под плащ.

— Э, да у тебя здесь Версаль! Вот что значит разбогатеть! — оценил он с порога мои старания.

— Да, решила устроиться по-человечески. Нахватала долгов. Но теперь могу все раздать.

— Не ожидал, кстати, что Артемьев вернет тебе деньги.

— Откуда ты знаешь? — преградила я Солу вход в гостиную, но он отстранил меня.

— Потом. — И тут же расплылся в улыбке при виде Рут.

— Признаться, я рассчитывал застать здесь сердечного дружка, а наткнулся на такую прелесть! Вы актриса? Поразительно, вы так и проситесь в камеру. Нет, не тюремную! — Он захохотал своей привычной остроте, которую использовал при каждом новом знакомстве, и представился: — Соломон Барсак, кинооператор. Можно просто Сол.

Он галантно поцеловал руку, вскинутую Рут с угловатой грацией подростка. При этом по ее щекам скользнули и пали на плечи длинные прямые пряди.

— Вы похожи на «Инфанту» Веласкеса. И на мадонн Рафаэля. Вы полька или шведка?

— Латышка…

Беседуя в таком духе, они жевали пирог, забыв про меня.

— Может, мне сходить в кино или прогуляться по набережной? — напомнила я о себе, накладывая самостоятельно огромный кусок пирога. — Ничего, ничего, с салатом я тоже справлюсь сама. Продолжай обольщать Рут, Соломон. Но предупреждаю — она твердый орешек…

— Тогда как раз по мне — по моим крепким зубам. — Сол демонстративно сверкнул отличным новым протезом.

Мы еще раз выпили за мое везение, и Рут собралась уходить.

— Вам надо побеседовать, а меня, увы, ждет муж. Рада приятному знакомству.

— Надеюсь, в следующий раз наша встреча будет более удачной, — с подтекстом заметил Сол.

Они так долго и церемонно прощались, что я начала злиться: испортил мне вечер, вопил о срочности каких-то дел, а теперь, оказывается, совершенно не торопится.

— Ну что там у тебя, Сол? — спросила я нетерпеливо после того, как за Рут захлопнулась дверь. — Надеюсь, ты привез бумаги для расторжения контракта с твоей «фирмой»? Баронессе Девизо не к лицу повадки мелкой авантюристки. Опускаем занавес, дружище.

— Дай мне проглотить кусок. Я же с дороги. А пока выпей и подумай: если «фирма» заинтересовалась скомпрометировавшей себя «звездочкой», неужели она выпустит из своих клешней «баронессу»? Ах, Дикси! — Сол наконец-то дожевал, вытер скомканной салфеткой рот, не заметив засунутую в нее хризантему, и сделал трагическое лицо. — Ты не представляешь, детка, как я тебя отстаивал! Предлагал другие кандидатуры, твердил о твоих душевных недомоганиях, нежелании продолжать игру, но они вцепились как акулы!

Я задула свечи, убрала подсвечник на камин и зажгла лампы. Интимное освещение не соответствовало характеру беседы. У меня было такое ощущение, что дело дойдет до драки, вернее, нам придется крепко повздорить.

— Хорошо, что зажгла свет. Лучше видно цифры. — Он протянул мне бумагу.

— Что это?

— Чек на пятьдесят тысяч долларов от «фирмы» за отснятый материл.

— Они же признали сцены с Чаком мурой.

— Зато оценили кое-что другое. Где у тебя видак? — Сол протянул мне кассету и предупредил: — Копии, естественно, у них есть.

Я нажала кнопку, и на экране тут же засиял наш островной Эдем. Молодчина Сол, справился так, будто торчал все время чуть ли не между нами.

— Красиво, черт побери, красиво! — с причмоком прокомментировал он сцену на коряге.

Мне не на что было жаловаться — снято и смонтировано с блеском, и все в мою пользу — и цветок между пышных грудей, и даже бабочка, на секунду замершая на моем мокром бедре… А плескания в волнах — вообще рекламный ролик. Со стороны Чак даже выигрывает — такая мощь, атлетизм и виртуозная бесцеремонность! Я замерла от радости, вспомнив о том, что увижу его через два дня.

— Каково мне было это снимать? — Сол развел руками, показывая на вспухшие в паху брюки. — По-моему, у всей комиссии тоже стояло (у кого вообще может), но они вопили, что сыты эротикой по горло, тем более приморско-пляжной. А вот это смотрели с чувством.

Я подалась вперед, застонав от возмущения: мы с Майклом в Пратере катим по железной конструкции, потом, бранясь, покидаем ее, и — крупный план — он зализывает мое поцарапанное колено! Боже, ведь я не заметила тогда его глаз! А Сол заметил и запечатлел: зажатую, скрученную и от этого еще более острую страсть!

— В оперу я тогда не попал, но вы ведь не шалили в ложе? А потом чуть не потерял вас из виду. Поймал уже в Пратере.

— Но я даже не чувствовала, что ты рядом.

— Не так уж и рядом, Дикси. Меня вооружили такими штучками! Можно снимать президента Штатов из Москвы.

Потом на экране мы невинно жевали гамбургеры и проталкивались к «Ниагаре».

— Классный эпизод — прямо Феллини! — заметил Сол, с удовольствием просматривая водную эпопею.

Он сумел заснять все — наши воровские касания, взгляды и как Майкл вытащил меня на руках из лодки и демонстрировал ликующей публике — мокрую, в разорванном до бедра черном платье, с тяжелой гривой волнистых волос.