Дженел Тейлор - Все ради любви

Квентин вгляделся в ее спокойное лицо. (Боже, как я люблю эту женщину…)

— Ты красавица, а сегодня особенно обворожительна. Мне каждую минуту хочется обнимать и целовать тебя.

Его севший голос и жадный блеск в глазах опалили Рэчел с головы до ног. Он умел заставить ее чувствовать себя самой желанной на свете женщиной.

— Мы неразделимы и сильны вместе, мы — две части одного целого.

— Это верно, мы прекрасная пара. Нам очень повезло, это большое счастье. — Его зачарованный взгляд встретился с соблазняющим взглядом ее зеленых глаз.

— Мы прекрасная пара и я тебя люблю. Невозможно быть счастливее, чем я сейчас.

— Невозможно, — согласился он, гладя ее пышные каштановые волосы и разгоревшиеся щеки. Все в ней ему нравилось, все восхищало. Это настоящая удача, что он встретил ее так давно и нашел снова. Несомненно, Рэчел была его судьбой, его душой, его партнером во всем.

Ее пальцы скользнули по его шее и ключице, потом по груди, шириной и мощностью которой она всегда восхищалась. Она пощекотала его ребра и засмеялась, когда он вздрогнул от этого игривого прикосновения. Ее пальцы помедлили на его талии. Он был таким крепким и гибким, таким замечательным, так волновал ее. Она чувствовала, что может делать с ним все и говорить о самых сокровенных желаниях: он все ей даст.

Пальцы Квентина блуждали по ее шелковистой коже: прошли вдоль позвоночника, через тонкую талию, по упругим ягодицам и вниз, по крутому бедру. Он стремился разбудить неукротимое вожделение в каждом дюйме ее тела. Ни одна женщина не вызывала в нем такого желания, не возбуждала такого голода и не насыщала до столь полного удовлетворения. Он слышал, как она вздыхает от удовольствия, когда ласкал ее груди, и чувствовал, как они отвечают на каждое его прикосновение. Он замечал все линии и формы ее чувствительного тела. Ему безумно хотелось овладеть ею, но он нарочно медлил, продолжая изощренную любовную игру так долго, как только мог.

Рэчел с наслаждением вдыхала его запах. Когда они целовались, сладостная мелодия эхом отдавалась в их головах. Его губы пропутешествовали вниз вдоль ее горла, углубились в каньон между пиками грудей, прежде чем подняться на их вершины, и она выгнулась и застонала. Соски затвердели еще больше, когда его язык быстро скользнул по ним, а потом закружил медленно и соблазняюще.

Квентин провел одной рукой вниз по ее теплому телу до треугольника волос между бедрами, почувствовав, как их мягкость увлажняется от все возраставшего возбуждения. Его пальцы проникли в шелковистые складки, массируя поднимающуюся там горячую точку, пока Рэчел не задрожала и не начала стонать. Он чуть куснул ее сосок, потом вернулся к губам и подобрался к мочке уха. Он наслаждался этой совершенной женщиной, своей женой. Она словно укрывала его, как теплое и уютное одеяло в холодный день, пробуждала его аппетит и удовлетворяла с замечательной щедростью. Квентин уже так хорошо научился понимать ее, что мог улавливать желания и эмоции, даже не высказанные словами.

Удовольствие — блаженство и искушение — овладело ими. Они ласкали и возбуждали друг друга, не сдерживаясь, покорялись друг другу и друг друга порабощали, пребывая в жарком эротическом раю, раскрывшемся перед их любовью.

Где-то в глубине ее естества росли и поднимались чувства. Сладостная боль овладевала ею, желание стало огромным и неудержимым. Квентин воплощал в себе ее идеал мужчины, мужа. Она станет его стремлением, его целью, его женой, его — навсегда. Ее голова металась по подушке, когда она упивалась каждым ощущением, просила большего без слов, замерших на губах.

Ничем не скованные ответы и безграничное желание влекли Квентина вперед, чувства неслись в бешеном и свободном танце самозабвения. Рэчел была его сердцем, его душой, его будущим. Она отдавалась охотно и пылко. Плотский огонь увлекал его в пылающий ад, откуда был лишь один выход. Нет любви сильнее и глубже, чем их любовь. Нет страсти, горящей ярче и сжигающей сильнее. Нет союза крепче и удачнее, чем их союз.

Рэчел повернулась на бок, и Квентин приник к ее спине. Он устремил набухший член в ее влажные глубины, на секунду помедлив, чтобы восстановить контроль над собой. Несмотря на негнущееся колено, он проник в нее с легкостью, и она изогнулась рядом с ним. Через некоторое время она повернулась на спину, перекинув правую ногу через его бедро, левая оставалась между его ног, а его напряженный член — глубоко в ней. Они двигались и стонали одновременно, и наконец их желания достигли пика.

Одна рука Рэчел гладила его мускулистое бедро, а другая схватилась за неповрежденное плечо, ища опоры. Внутри все дрожало, сокращалось и поднималось, пока порыв за порывом триумфального наслаждения охватывал и отпускал ее. Она наслаждалась каждым мгновением и каждым движением, даже когда миновали короткие сотрясения уже иссякающего напряжения.

Квентин медлил внутри нее, бросаясь в глубины, отступая неторопливо, почти неохотно, и снова и снова продвигаясь вперед по мере того, как возрастала сила охватывающего его желания. Каждой клеткой своего тела он чувствовал ее, ощущал дрожь напряжения и освобождения, пришедшего с приливом жизненной силы и неописуемого удовольствия.

— Великолепно! Как же получается, что с каждым разом становится все лучше и лучше? — спросил он, еще задыхаясь и вздрагивая.

Удивленная, она ответила:

— Не знаю, но это так. Даже трудно поверить.

— Да… Я любил играть в футбол, но играть с тобой мне нравится гораздо больше, — пробормотал бывший квотербек в порыве откровенности. Их губы снова слились в порыве нежности и великой любви, и она ничего не сказала в ответ.

Потом они отдыхали, уютно устроившись, лаская и целуя друг друга, и оба знали, что за эту ночь их тела сольются еще не раз, так же, как уже давно слились их сердца, а сегодня слились и их жизни.

В понедельник утром самолет взлетел. Рэчел держала Квентина за руку, прижавшись к нему плечом. Карен и Эвелин сидели через проход, беспрерывно щебеча, в Атланте они пересядут на другие рейсы, чтобы вернуться к своим семьям. Завтрак с девочками, Ролсами и Миллсами прошел исключительно приятно: теперь родные Квентина находились на пути домой, в Колквит, чтобы готовиться к скорому сбору урожая арахиса.

Рэчел посмотрела в иллюминатор. Огаста исчезала вдали. Ее тамошняя жизнь тоже исчезла, скрываясь в прошлом, а будущее казалось светлым. Она не знала, какая жизнь ждет ее на ранчо в Техасе, но была уверена в том, что у них с Квентином все будет прекрасно. В Огасту они приедут в июне следующего года — на прием, устроенный Гейнсами для них и Карен с Дэвидом. Семейный разлад тоже отошел в прошлое, отношения явно улучшались, и Рэчел надеялась, что все встанет на свои места.