Донна Кауффман - Сказки серого волка

Наверное, рука её при этом слегка дрогнула, потому что было слышно, как чашка скользнула по блюдцу. А вот взгляд тётушки в отличие от руки оставался непоколебим.

— Кстати, я рада, что ты до сих пор пользуешься сервизом твоей матери, — добавила она, когда Танзи взяла чайную пару у неё из рук. — В своё время он принадлежал её матери. Хотя, как мне кажется, нынешнее поколение не слишком жалует чайные сервизы. Вот и этот, по всей видимости, пылится без дела.

Что ж, врать на сей счёт бесполезно.

— Да нет, я пользовалась им раз или два, когда у меня были гости, а в остальное время он служит украшением чайной горки в углу кухни.

— Что-нибудь слышно от Пенелопы?

— Нет, — ответила Танзи, делая первый глоток. Черт, уж лучше бы они продолжили разговор о ёлках и ёлочных украшениях. — Наверное, оно и к лучшему.

Миллисент вздохнула, помешивая чай.

— Пожалуй, ты права.

Танзи застыла, не донеся чашку до рта.

— Мне почему-то всегда казалось, что ты мечтаешь о том дне, когда мы наконец помиримся. Или по крайней мере чтобы я попыталась найти с ней общий язык.

— Что ж, может, и так, только это было уже давно. Ты ведь никогда не рассказывала, что происходило между вами, когда вы с ней встречались. Хотя, как мне кажется, я неплохо представляю себе что. — Миллисент поставила чашку на стол и легонько похлопала Танзи по коленке. — Скажу честно, больше всего на свете я опасалась, как бы ты не последовала её дурному примеру. Боялась, что ты тоже станешь порхать по свету в поисках приключений. Кстати, до сегодняшнего дня мне казалось, что так оно и есть.

— На самом деле все гораздо сложнее, — попыталась было возразить Танзи, но в следующий момент до неё дошёл смысл сказанного тётушкой. — Что касается Райли… Что ж, не стану отрицать, что у меня к нему самые преданные чувства.

Миллисент расплылась в довольной улыбке.

— Да, дорогая. Это совершенно очевидно. И прекрасно. Я уже было отчаялась увидеть на твоём лице такое счастливое выражение.

У Танзи защипало глаза. Господи, опять эти предательские слезы! Сколько раз ей ещё становиться жертвой собственной чувствительности? Ведь она вполне могла обойтись без того, чтобы влюбиться. Танзи вновь поднесла к губам чашку, однако отгородиться столь миниатюрной ширмой ей не удалось. Она начала было что-то говорить, затем остановилась и в конце концов вздохнула.

— В чём дело, милая? Миллисент опустила чашку.

— Как хорошо мне было одной, тётя Миллисент. То есть я хочу сказать, что. мне нравится общество Райли. Я даже могла бы… наверное, это даже больше, чем просто нравится. Но мне было неплохо и до него. И после него тоже будет не хуже. Мне нравится быть с ним вместе даже больше, чем я могла предположить. Но Райли мне нужен не для того, чтобы чувствовать себя счастливой, полноценной личностью. Мне казалось, что уж кто-кто, а ты это непременно поймёшь и не станешь из-за меня переживать. Потому что и ты сама — счастливая, полноценная личность, а между тем никогда не была замужем.

Как ни странно, в ответ на её слова Миллисент покачала головой, чем несказанно её удивила.

— Боюсь, ты ошибаешься, — проговорила она, и на мгновение улыбка её погасла, а из груди вырвался печальный вздох. Она рассеянно принялась помешивать в чашке чай. — Я была замужем. Как-то раз. Совсем недолго. Задолго до твоего рождения.

Такого признания Танзи от тётушки никак не ожидала. Ложечка выпала у неё из рук и громко звякнула о блюдце. Миллисент тепло посмотрела на внучатую племянницу.

— Ну и денёк. Согласись, он словно специально отведён для того, чтобы не оставить камня на камне от наших убеждений. — Миллисент вновь покачала головой. — Наверное, я никогда не рассказывала тебе эту историю, потому что всё было так давно, — добавила она и пожала плечами. — А может, потому что мне до сих пор, как это ни странно, горько вспоминать о том, что произошло.

Миллисент вздохнула и отвернулась. Но Танзи успела заметить, что в глазах тётушки блеснули слезы. Или это ей лишь показалось?

— Он был моей единственной любовью.

— Можешь ничего не рассказывать.

Миллисент подняла руку, затем поставила чашку, вытащила из рукава надушённый кружевной платочек и вытерла глаза.

— Ничего страшного. Знаю, звучит ужасно глупо, но все эти годы, хотя его уже давно нет в живых, стоит только мне вспомнить о нём, как для меня все как будто произошло только вчера.

Миллисент шмыгнула носом и улыбнулась сквозь слёзы.

— Иногда мне в голову приходит совершенно фантастическая мысль. Мне кажется, что в один прекрасный день он снова войдёт в дверь — такой красивый, статный, в военной форме. Скажет, что произошла чудовищная ошибка, что на самом деле он не погиб, что пуля пролетела мимо.

Миллисент вновь промокнула глаза, вздохнула и посмотрела на Танзи.

— Извини, у меня такое чувство, будто я подтолкнула тебя на этот путь, что совсем не входило в мои планы. Наверное, мне следовало давно понять, что…

Танзи подалась вперёд и положила ладони на руки тётушки.

— Прошу тебя, не надо. Каждый в этой жизни решает сам за себя. И я уважаю твой выбор. И спасибо, что ты поделилась со мной, потому что я люблю тебя и мне хорошо при мысли, что и в твоей жизни были сильные чувства. Как здорово, что ты рассказала мне о них.

Миллисент вновь шмыгнула носом и вытерла платочком глаза.

— Что ж, наверное, настал такой момент, когда следовало это сделать. И ты права: хорошо быть счастливой, полноценной личностью, хозяйкой собственной судьбы. Я горжусь тобой, Танзи, горжусь тем, что ты сама прокладываешь себе дорогу в жизни. Но, дорогая моя, пройти жизненный путь вместе с другим человеком, деля с ним все хорошее и плохое, что выпадает нам в этой жизни, причём с любимым человеком… — Миллисент не договорила и вновь вздохнула. — Что ж, ты сама это сказала. Сильные чувства — хорошая вещь Они умножают наши радости в десятки раз, с ними легче переносить удары судьбы.

Теперь уже Танзи легонько шмыгнула носом. Ей стало ужасно жаль Миллисент. Ну почему у тётушки всё сложилось так печально?

— И все эти годы ты так и не вышла замуж? — прошептала она и подняла глаза. — Но ведь твоя фамилия…

Миллисент вытерла глаза и взяла со стола блюдце — внешне снова само спокойствие.

— В душе я по-прежнему миссис Джек Бингэм. Я вернула себе девичью фамилию после того, как умер твой дед. Поскольку осталась единственной, кто мог взять на себя все благотворительные начинания нашего семейства и всё такое прочее. А в те дни, при прежних законах и юридическом крючкотворстве так было проще.

Однако Танзи по глазам тётушки поняла, что та не договаривает. Интересно, чего стоило Миллисент отказаться от имени человека, которого она по-прежнему любила?