Замуж в наказание (СИ) - Акулова Мария

И мне бы молчать, это понятно, но я зачем-то ляпаю:

– Я что-то смешное сказала?

В коридоре снова становится тихо. Отец меняется в лице. Бледнеет. Улыбка сползает.

– Нам не до смеха, Айлин. Нам давно не до смеха. – Его голос звучит бесцветно, но ни черта не безразлично. Мне кажется, он переполнен яростью, которая хочет выйти.

– Мне тоже. Если ты намекаешь на то, что я волнуюсь меньше вас… Я тоже не сплю… Я тоже хочу, чтобы Бекир побыстрее…

– Его не выпустят «побыстрее», Айлин. Что за детский сад?

Чувствую себя пятилеткой. Полную власть взрослых над собой. Их право предъявлять за всё на свете.

При маме нельзя такого говорить. Я скашиваю взгляд. Вижу, что она оцепенела. Все так же стоит в углу с и нескрываемым ужасом смотрит на папу.

Даже не верится. Ущипнуть себя хочется. На нашего папу. Самого доброго. Самого покладистого. Самого-самого…

– Что там случилось? Ты скажешь? Мне надо знать, чтобы…

– Дай угадаю! – Отец перебивает и делает еще один шаг ко мне. Склоняет голову и немного вытягивает вперед шею. Мне хочется упасть на кресло и забиться в него, но я стою. – Чтобы передать мужу? Но муж что-то не спешит нам помогать…

Папа обвиняет Айдара, разводя в сторону руки, а потом хлопая себя по бедрам. Я дергаюсь на громком звуке. Смотрю вниз, потом снова в лицо. Мне это несвойственно, но вслед за желанием сделать всё, чтобы прекратить это, во мне просыпается протест. Лютый. Справедливый, как кажется…

– Это ты выбрал мне мужа. Неужели теперь не доволен своим выбором?

– Айлин… – Мама предостерегает. Но я упрямо мотаю головой. – Дочка, идем на кухню.

Она совершает свой личный подвиг. Подходит ко мне, берет за локоть и пытается тянуть. Я смотрю на нее твердо, она просит глазами не дурить. Но я не могу.

– Пусть говорит… – Тем более, что отец подначивает. Не знаю, зачем ему нужен этот акт мазохизма, но я вдруг ловлю себя на том, что разучилась быть покорной.

Мамины пальцы разжимаются, я слежу, как опускается рука. Потом возвращаюсь к папиному лицу.

– Это ты говори, что хочешь сказать… – киваю подбородком, «давая разрешение». Его это задевает. Скулы становятся каменными. Челюсти сжимаются. Ноздри раздуваются.

Ничем хорошим это не закончится.

– Твоего брата избили. Из-за упрямства твоего мужа.

– Которого выбрал мне ты.

Я повторяю, папа злится сильнее.

– Ты каждый день сюда таскаешься. – Сердце в клочья. Таскаюсь. Ясно. – Совесть свою очищаешь?

– Мне больше не приходить? – Не отвожу взгляд. Не слышу ответ. Только мамино со стороны:

– Прекратите, молю вас. Прекратите…

– Из-за твоего мужа наше честное имя полощут. Я, как шавка, бегаю по людям, прошу, стелюсь, прогибаюсь… – Звучит правда унизительно. Я может даже прониклась бы, но сейчас меня тошнит от другого.

– То есть это всё должен был делать Айдар? Ты решил, что подложишь под прокурора дочь, а потом будешь пользоваться преференциями? По твоему плану он должен был по щелчку пальцев исполнять твои прихоти? А тебе была вообще разница, как противно будет мне? Наверное, дочка оказалась не очень, раз бегать за тебя никто не хочет…

Мне настолько больно и мерзко, что я этого даже не чувствую. Развожу руками, произнося ужасные вещи. Делаю вид, что я на самом деле настолько цинична.

– Все вокруг знаю, что наш Бекир – заложник ситуации. Что один звонок, – в воздух взлетает указательный палец отца. – Одна уступка – и он будет на свободе. Но нет. Вместо того, чтобы снизойти, чтобы выполнить просьбу старшего, чтобы проявить уважение, твой щенок…

– Не смей так Айдара называть.

В ответ на мою просьбу – грязная ругань. Я вижу, как на висках вздымаются вены. Отец уже не молодой. Ему нельзя так волноваться. Нам нельзя уничтожать всё под основания. Аллах этого не хотел бы. Но я не могу остановиться. И папа останавливаться тоже не хочет.

– Я еду к сыну. Меня не пускают. Я несусь к твоему мужу. Как дворняга мечусь. Везде пинают. Таков обычай, Айлин. Он брал тебя в жены, зная, что обязан меня уважать. Но он даже встречаться со мной не хочет. Я еду на поклон к собственному зятю, а он… Говорит, что я могу записаться на следующую неделю, а по Бекиру он уже сказал, что мне нужно делать…

Папа плюет слова. Меня обжигает стыд, уже даже не боль, а натуральные физические страдания. Каждая клеточка болит. Желудок печет.

– Ну так делай, раз сказал. Думала, ты понимаешь… – Я говорю, смотря в глаза отца. Это уже не нужно. Нужно взять сумку и молча уйти, но я не могу сдержаться. – Иногда всем приходится пройти через унижение. Ради близких – можно. Или только я должна?

Ответ на свой вопрос я не жду. Даже пощечина не пугает. Я не чувствую боли. Только голова разворачивается и слышу звуки. У папы получилось звонко.

У мамы вскрикнуть – тоже.

Вот теперь беру сумку, отодвигаю отца и иду. На какое-то время глохну и слепну. Не хочу помнить всю жизнь, как вслед кричала мама.

_____________________

Завтра выходной, следующая глава выйдет в четверг) Комментарии пока будут закрыты)

Глава 41

Глава 41

Айлин

Внутри пусто. Вокруг тихо. Я сижу за столом, извращенно наслаждаясь темнотой и одиночеством.

Рядом со мной стоит бокал. Я впервые в жизни сама откупорила бутылку и выпила уже половину. Не знаю, насколько вино было дорогим. Его кто-то подарил Айдару. Может быть за услугу, может быть за то, что окажет услугу, когда возникнет нужда. Не за красивые глаза же, правильно? Хотя у моего мужа они правда красивые. Я в них влюбилась быстро.

А теперь так же, как все люди, пользуюсь своим положением. Это всё мерзко...

Подношу бокал к губам и прокатываю по языку легкий ягодный вкус.

Еще на столе лежит флешка. Я играюсь с ней, как кошка играет с мышкой. Только ни одна мышь не может стать настолько разрушительным оружием, как эта малышка.

На ней что-то хранится. Если я хочу, чтобы производство Бекира закрыли и моего брата вернули домой, должна сделать так, чтобы информация с нее попала на ноутбук мужа. Ну и чтобы на поверхности накопителя были его отпечатки пальцев.

Мне это сделать не сложно. Физически. А морально… Морально я истекаю кровью.

Для отца я бездушный инструмент достижения целей. Его так сильно задело поведение моего мужа, что пережитое унижение вылилось на меня. И самое ужасное, наверное, что умом я даже понимаю, почему он отреагировал так остро. Но это бесчеловечно. С дочерями так нельзя.

Ни с кем нельзя.

Глаза наполняются слезами. Я запрокидываю голову и смахиваю их. Прокашливаюсь. Опускаю подбородок, чтобы переключиться. Смотрю в окно.

Сейчас даже не верится, что совсем недавно я метала с балкона ленту презервативов на этот же газон и требовала от Салманова побыстрее вернуться домой, чтобы хорошенечко меня оттрахать. Это звучит слишком легкомысленно. А откуда взяться легкомыслию в моей нынешней жизни?

Для родного отца, к примеру, я вещь. Но если бы знал, что в моих руках находится реальная возможность распоряжаться жизнями — вел бы себя деликатней.

Беру флешку пальцами и кручу на условном свету, который попадает в комнату с улицы. Делаю еще один глоток вина. Я, наверное, уже пьяная, но мир пока не вращается. Думать еще не сложно. А мне хотелось бы расслабить истерзанный мыслями мозг.

Я не знала, куда деться после ссоры с папой. Сглупила. Ноги понесли к мужу за поддержкой. Я снова приехала под стены прокуратуры. Встретила возвращающуюся с обеда ассистентку Айдара, потому что трубку он не взял. Дважды.

Она благородно, как показалось сначала, сообщила, что мой муж тоже на обеде. Даже уточнила, где. Я рванула. Не знаю, зачем. Потому что дура. Зашла в ресторан и оцепенела.

Как-то не подумала бы, что пока в моей жизни всё рушится, он неспешно нарезает стейк, с усмешкой слушая свою бывшую любовницу. Или не бывшую.

Я запомнила эту женщину с нашей первой встречи. Я верила, что между ними все кончено. И я даже не знаю, почему до сих пор не валяюсь на полу в соплях. Вторая пощечина за день получилась не менее болезненной. Для нее даже руку заносить не пришлось.