Барбара Виктор - Друзья, любовники, враги

Гидеон.

В этот вечер, после ужина она спросила Маури, что если она будет спать в его комнате, в его постели. Раз уж она здесь, то почему бы им в самом деле не заняться любовью?.. По крайней мере впервые в жизни, может быть, единственный раз, ей захотелось заняться с кем-то любовью, чтобы проснувшись утром, знать наверняка, что тебе не наплюют в душу.

Никаких выяснений отношений. Это была не бог весть какая лихая ночь, однако никто из них ничего другого и не ожидал. И обоим было безразлично, что ничего, кроме секса, эта ночь не обещала. Для Саши это было нечто физиологически необходимое, хотя и не сравнимое с тем, что принято называть желанием. Что чувствовал Маури? Бог его знает. А уж Саша постаралась как следует, чтобы вознаградить его за здравомыслие. Впрочем, в само слово «здравомыслие» Саша теперь вкладывала несколько иной смысл. Просто она ощущала его искреннюю и нежную заботу. В общем, независимо от результата, Саша взяла с него слово, что между ними все останется по-прежнему. Уговор дороже денег, — пусть он это накрепко запомнит.

— Ну а как у тебя дела с Бендекс? — поинтересовалась она, когда утром они завтракали в постели.

— Бендекс слишком молода, — признал Маури. — Слишком амбициоза. И слишком ненасытна.

В общем, если ему в следующий раз приспичит засунуть амбициозной и ненасытной, он лучше уж подберет себе малолетку на восточном базаре. Если серьезно, то он подозревает, что Бендекс претендует на слишком многое — на дом, детей, спокойные вечера и все такое.

— А ты не претендуешь? — засмеялась Саша. — Может быть, ты хочешь, чтобы кто-то вместо тебя сидел дома с ней и детишками? А ты бы пока рыскал по восточным базарам, прицеливаясь, чтобы воткнуть какой-нибудь ненасытной и амбициозной, а?

— Короче, меня трахнули и бросили, — пожаловался Маури. — Но я-то, по крайней мере, не хотел обмануть ничьих надежд.

Он поспешил обнять Сашу, потому что взглянув на нее, понял, что сказал двусмысленность.

— Ну а как насчет очарования Ближнего Востока? — спросила она, меняя тему. — Помнишь, Маури, ты обещал рассказать мне, когда я вернусь из Туниса?

— Я же сказал, что завязал с Востоком, — проворчал Маури. — Давай одеваться и выметаться отсюда. Лучше прошвырнемся по магазинам, а потом устроим грандиозный завтрак с выпивкой. Что ты на это скажешь? И перестань думать обо всем этом дерьме!

День был чудесный, и скоро все пришло в свою норму. Она ведь взяла с него слово. Она легла с ним, хотя в глубине души понимала, что по-прежнему у них уже не будет. Впрочем, она легла бы с ним в любом случае. Это было так естественно.

Вот уже два дня, как Маури улетел в Нью-Йорк, а она, последовав его совету, осталась еще на некоторое время. Погулять, подумать, побыть в одиночестве. Перед тем, как в Нью-Йорке все не закрутится по новой. Вторая программа из документального сериала «Семья» была уже внесена в график, и съемки должны были начаться в конце месяца в Аппалачах. На этот раз место действия переносилось в Северную Каролину в лачугу сезонного работяги. Она чувствовала что-то похожее на угрызения совести из-за того, что очередная командировка была такой многообещающей, заманчивой и… такой безопасной.

Она шла по улице, на которой находился дом Гидеона. Если, конечно, такой человек вообще когда-нибудь существовал. Никто не ответил по домофону, и тогда она позвонила консьержке. Само собой, старуха-португалка слыхом не слыхивала ни о каком Гидеоне Аткинсоне и не видела, чтобы кто-то входил или выходил из этой квартиры. Однако когда Саша попыталась выяснить у старухи, кто живет здесь сейчас, и нельзя ли подняться и взглянуть на квартиру, — может быть, есть что-то из почты, запасные ключи? — она захлопнула у нее перед носом дверь своей каморки.

Она совершала пробежки по Тюильри в надежде встретить его. Однако не нашла там ни Франциска Азисского, ни его птичек, ни фотографа. На месте были лишь статуи и мим, Лувр и Эйфелева башня. Если бы и они исчезли, — она, пожалуй, была бы не слишком удивлена.

Разыскивая его, она бродила по улицам Парижа. Она исследовала Париж, словно первопроходец. Вымеряла расстояния. Сверялась с картами. Пыталась разобраться со сложной системой парижских округов, недоумевая последовательности, в которой они следовали друг за другом. Можно подумать, что наградой ее изматывающим поискам будет Гидеон собственной персоной. Как будто, чем больше она мучается и страдает, тем выше шансы, что он вдруг материализуется и, конечно же, даст ей самые вразумительные и убедительные объяснения всему происшедшему.

Временами она готова была отбросить все свои подозрения и прийти к тому, что в действительности существовал некий самодовольный француз, каких пруд пруди, который подцепил американскую туристку, поматросил и бросил. И по-прежнему, что-то гнало ее искать его по кафе и антикварным лавкам, по бульварам и улицам Парижа. В то же время она надеялась, что никогда в жизни не встретит Карла Фельдхаммера, которого считала виновником своей поездки в Рим. Если бы она тогда не поехала в Рим! Если бы не зашла покупать эти чертовы сапоги!.. Если бы да кабы…

За день до того, как лететь в Нью-Йорк, она набралась храбрости и позвонила на «Рено».

О Гидеоне Аткинсоне там никогда не слышали. Как показала компьютерная проверка личных карточек сотрудников, ни в парижском офисе компании, ни в провинциальных отделениях не работал человек под этой фамилией. И это была информация за последние пять лет, но, если надо, они могли бы поднять и более старые дела.

— Северная Африка, — горячилась она, чувствуя себя идиоткой, — может быть, он выполняет для компании консультационные функции где-нибудь в Северной Африке?

— С какой стати? — последовал удивленный вопрос.

— Ну, например, надо обследовать местность для строительства нового завода?

В голосе на другом конце провода звучало изумление.

— Но у «Рено» нет планов расширяться. Тем более в этой части мира…

Ей объяснили, что компания хорошо просчитала свои экспортные возможности относительно Северной Африки, отличающейся потенциальной политической нестабильностью. Когда же она стала настаивать, когда ее голос начал дрожать, у нее поинтересовались, уверена ли она, что в имени и фамилии нет ошибки? Может, будет лучше, если она оставит им свой телефонный номер, и они перезвонят, если что-то обнаружат? Она твердо уверена, что не ошиблась? О да, она ошиблась, это яснее ясного, и нет никакой необходимости оставлять им свой телефонный номер. Она поблагодарила, извинилась за беспокойство, и положила трубку. Она ненавидела себя за те слезы, которые в этот момент катились по ее щекам, однако проревела целый день.