Маурин Ли - Цепи судьбы

— Там было апельсиновое и лимонное дерево и кролики у него в корнях. Я нарисовал их домик. Папа, как называется домик кроликов?

— Норка, сынок.

— Я нарисовал норку со шторками на окнах. Дядя из газеты сказал, что это показывает, что у меня хорошее… что сказал этот дядя, папа?

— Что у тебя хорошее воображение.

— Дядя сказал, что у меня хорошее воображение. И я получу приз. Это набор для рисования в деревянной коробке, и краски будут в трубочках, а не в коробочках.

— В тюбиках, а не в трубочках, сынок.

— Мне очень нравится выдавливать краску из тюбиков, — очень серьезно продолжал Гари. — Из коробочек краску выдавливать невозможно. Хочешь, я нарисую тебе картинку, когда мне дадут тюбики?

— Очень хочу. А для моего брата нарисуешь картинку? Вот он, его зовут Чарли.

Чарльз глуповато улыбнулся.

— Нарисую, Эми, только это будет другое дерево.

— Ты, — сказала Эми, — совершенно неотразимый молодой человек. Пойдем в дом? Я сделаю тебе рожок с мороженым.

— Пойдем. — Гари засеменил рядом с ней к дому, а я спросила себя, почему у моей матери только один ребенок, ведь совершенно очевидно, что она обожает детей.

Через полчаса вернулась Марион. Ее волосы были короткими, гладкими и черными. Я переживала, что ей не понравится, что у нас опять гости, и заранее приготовилась разозлиться, в конце концов, я очень редко приглашала к себе друзей. Но она была любезна настолько, насколько это вообще возможно. Я вспомнила, что ржавая развалюха Роба стоит возле дома, а Марион только на днях жаловалась на нее Чарли. Но моя тетя и виду не подала, что обратила на машину внимание. Если она ее и заметила, то, судя по всему, решила сделать вид, что ее это не заботит.

Марион принялась восторгаться Гари, но он был уже очарован моей матерью и остался равнодушен к ухаживаниям моей тети. Я не знаю, усадила ли его Эми к себе на колени или он забрался туда сам, но они смотрелись очень компанейски, сидя вместе на одном из садовых стульев, пока мальчик ел свое мороженое.

Неизбежное появление Кэти Бернс вызвало у Марион раздражение, а у Гари изумление. Его представления об учителях рушились на глазах.

Роб и Гари остались к чаю. Я вошла в дом и помогла Марион приготовить угощение. Она сообщила мне, что завтра, в воскресенье, моя мать переезжает к Кэти Бернс. Мне было жаль, что Марион такая, какая есть и из-за этого моя мать не может остаться с нами. Когда она переедет, мне ее будет не хватать, хотя, если вдуматься, это просто смешно. Я провела без нее большую часть своей жизни, и ее отсутствие меня нисколько не беспокоило. Но стоило ей провести дома пару дней, и я уже не хочу, чтобы она уезжала.

После чая Роб и Гари уехали домой. Кэти Бернс и моя мама вернулись в сад с бутылкой вина, а Марион и Чарльз расположились в доме и включили телевизор. Наверное, Чарльз охотнее вышел бы в сад. Во всяком случае, я так и сделала. Телевизор можно посмотреть в любой другой день.

В этот вечер воспоминания о войне закончились пением. Соседи и их гости тоже вышли в сад и начали подтягивать Кэти и Эми, распевавшим «Когда они танцуют болеро», «Спокойной ночи, любимая» и песни, которые я слышала впервые. Сквозь живую изгородь все дружно обсуждали, что они будут петь дальше. Мне от всего этого было неловко, наверное, оттого, что меня воспитала Марион. Я представила себе, как пение будет переходить из сада в сад, пока не запоет весь квартал.

Марион высунула голову из задней двери и крикнула, что меня просят подойти к телефону.

— Что там происходит? — спросила она.

Войдя в дом, я посоветовала ей продолжить просмотр телевизионной передачи.

— Тебе лучше этого не знать, — добавила я.

Должно быть, программа была по-настоящему интересной, потому что моя тетя так и сделала.

К моему удивлению, звонила Хильда Доули. Еще больше меня удивило то, что она плакала.

— Мне нужно с тобой поговорить, — всхлипывала она.

— Где ты, Хильда?

— В городе. Я в телефонной будке на вокзале Лайм-стрит.

— Ты можешь ко мне приехать? — Я не могла поехать к ней, потому что слишком много выпила. — Ты ведь знаешь, где я живу?

— Да, я как-то раз заезжала к тебе, чтобы забрать какой-то хлам, который не влазил в багажник твоей машины.

— Точно. — Что мне не нравилось в моем «фольксвагене», так это то, что двигатель в нем расположен сзади, а багажник впереди, и в него почти ничего не помещалось.

— Я буду у тебя через двадцать или тридцать минут.

Интересно, что случилось? Наверняка что-нибудь, связанное с Клиффордом.

Я поставила чайник на горелку, чтобы он закипел к приезду Хильды, и вернулась в сад, где все пели совершенно ужасную с моей точки зрения песню «Выкатывай бочонок». Я выразила свое отношение, не присоединившись к дружному хору.

Когда приехала Хильда, я заварила чай и провела ее в комнатку, которую Марион называла «комната для завтрака», но которая скорее представляла собой нишу со столом и двумя деревянными скамьями, расположенную между кухней и прихожей.

— Что случилось? — спросила я, как только мы уселись. Глаза Хильды были налиты кровью, а напудренное лицо сплошь покрыто потеками от слез.

— Это Клиффорд, — сказала она.

— Что он сделал?

— Предложил мне выйти за него замуж, — уныло ответила Хильда.

Я ничего не понимала.

— Это плохо?

Хильда шмыгнула носом и вытерла нос тыльной стороной ладони. Я сбегала в кухню и принесла с полдюжины бумажных носовых платков.

— Выяснилось, что квартира, в которой он живет, ему не принадлежит и он хочет переехать ко мне. — Хильда снова шмыгнула, на этот раз скорее возмущенно, чем жалобно. — Что еще мне остается думать? Он хочет жениться на мне только ради того, чтобы у него появилось жилье, за которое не надо будет платить арендную плату.

— Я думала, квартира на Норрис Грин — его собственная, — сказала я.

— Я тоже так думала, но оказывается, он ее всего лишь снимает. Ему там не нравится. Помнишь, что он нам сказал, когда показывал ту квартиру, которая продается? И Клиффорд определенно сделал вид, будто живет в собственной квартире. Ах, Маргарита! — она опять расплакалась. Большие капли скатывались по блестящим следам слез, пролитых ею ранее. — Я так и думала, что в том, что мной заинтересовался такой красивый мужчина, что-то не так.

— Не говори глупостей, — сказала я, хотя, честно говоря, сама тогда слегка удивилась. — Ты согласилась за него выйти?

— Да, — простонала она. — Я чувствую себя настоящей идиоткой. Он сделал предложение, когда мы обедали, и я согласилась, и мы начали обсуждать наше будущее. Я предложила использовать деньги от продажи его квартиры на покупку новой кухни. И только тут он признался, что ему нечего продавать.