Любовь не предлагать - Алекс Коваль

мое естество сосредоточилось на полном изумления взгляде Марты, когда она поняла, что я задумал. А она поняла. И на том, как сильно приходилось сжимать микрофон, чтобы он не трясся в моих дрожащих руках, когда я попросил у публики просевшим от волнения голосом:

– Эй, можно минуточку вашего внимания, ребят.

Такой звенящей тишины я не слышал больше никогда. Шепот, шелест и прочие звуки схлопнулись, словно по щелчку. А может, мне это показалось из-за барабанящего в ушах пульса? Поди пойми. Но десятки тысяч глаз, обратившие свой взор исключительно на меня, ощущались явственно, как никогда. Отдавались легким покалыванием в затылке.

Я задвинул их на задний план. Все без исключения. Для меня был важен лишь один-единственный взгляд. Взгляд любимых изумрудных глаз, обладательница которых стояла в паре метров от меня, нервно сжимая пальцы в замок. Такая маленькая и хрупкая на фоне огромного ледового дворца, полного зевак. В моем игровом свитере, с красными от смущения щеками.

– Царица, – улыбаюсь я.

– Ты с ума сошел? – одними губами шепчет Марта.

– Очевидно, да, – киваю я, – сошел. Сошел с ума от любви к тебе.

Под сводами арены пробегают одобрительные шепотки.

– И пусть у нас все начиналось не как у принца и принцессы, – откашлявшись, продолжаю я. – И вообще мы на сказочных героев оба тянем слабо, – хмыкаю. – Мы частенько бесим друг друга и много спорим. У нас разные взгляды на многие вещи, но… – улыбаюсь, – ты – лучшее, что случалось со мной в этой жизни, Царица, – говорю, отбросив всякую веселость.

– Арс… – выдыхает дрожащими губами Обезьянка.

– Ты та, которая заставила меня искренне возненавидеть серии выездных игр, потому что целыми неделями тебя нет рядом. И ты единственная женщина, с которой я хочу родить детей, воспитать внуков и встретить старость. Я люблю тебя любую: вредную, капризную, сомневающуюся и даже психующую. Надеюсь, ты меня тоже, потому что косячить я не перестану.

Марта обхватывает ладонями щеки, посмеиваясь сквозь слезы, ей вторит гогот парней из моей команды.

– Я готов смириться с бесконечным потоком подобранных тобой котиков и собак в нашем доме. И клятвенно обещаю больше никогда не смотреть ни одной серии сериала без тебя. Детка, я обещаю, что если ты скажешь мне «да», то никогда в жизни об этом не пожалеешь… – Нервно сглатывая и облизывая пересохшие губы, я опускаюсь на одно колено. Встаю настолько изящно, насколько это возможно негнущимися от волнения ногами, обутыми в коньки. Под взглядом безмолвно застывшей публики трясущимися руками не с первого раза, но открываю эту злосчастную коробку с кольцом. Крепче перехватывая микрофон одной рукой, вторую я тяну в сторону Обезьянки, отчаянно кусающей губы в попытке не разрыдаться окончательно. Проталкивая подкативший к горлу ком, спрашиваю:

– Марта, ты… ты выйдешь за меня?

Дружный вздох умиления застывает невидимым облаком над нашими головами.

Мое сердце замирает в ожидании ответа Царицы.

Каждая секунда ее молчания тянется как маленькая вечность, и когда Марта шепчет:

– Я сейчас упаду в обморок… – обмахивая лицо ладонями. – Да, – шепчет. – Да! – выдает уже громче. – Ну конечно, да, Бессонов! – бросается в мои объятия.

Я подскакиваю на ноги и ловлю ее, понимая, что в обморок, кажется, сейчас упаду я.

Арена взрывается от дружных аплодисментов. Диджей снова врубает музыку на всю мощь, и на этот раз это не We are the Champions, а долбаный Мендельсон! Парни из команды орут поздравления молодоженам. А с потолка снова летит конфетти, пряча нас от любопытных глаз в золотом облаке из фольги.

Обезьянка плачет. Ловит своими губами мои губы. Целует. Цепляется за шею что есть сил. Всхлипывает. И целует. Снова и снова. Мы напрочь забываем про кольцо, которое по всем традициям должно быть надето на ее безымянный палец. Не в нем ведь счастье, да?

Я обнимаю свою будущую жену и улыбаюсь. Как счастливый дурак! В животе порхают те самые ванильные бабочки, о которых так любят писать в глупых женских книжках. Надуваюсь от счастья от сбивчивого шепота Царицы:

– Люблю тебя, мой чемпион…

– М-м-м, давай уточним. Любишь как? До луны и обратно?

– М-м-м, не-е-ет… не настолько, конечно, – хмыкает коза.

– Чего-чего? – щипаю ее за ягодицу. – Это что еще за новости?

Обезьянка дергается в моих руках, посмеиваясь. Проходит пальчиками по моим скулам. Гладит по волосам. Обхватывает ладонями лицо и заглядывает в глаза:

– Таких единиц измерения, как сильно я тебя люблю, еще не придумали, Бессонов.

– Так-то лучше, – расцветает гордая улыбка на моих губах.

– Спасибо тебе, что не сдался…

Мы переглядываемся, оба понимая, о чем идет речь. Если бы не мое баранье упрямство в начале наших отношений, когда эта коза отфутболивала меня раз за разом, мы бы сейчас здесь не стояли. И знаете что?

Я подхватываю ее на руки и кружу под ее пронзительный визг.

Плевать мне на все эти медали и кубки! Мой главный трофей уже у меня. В моих руках и с моим ребенком под сердцем. Девчонка из бара, по какому-то судьбоносному стечению обстоятельств забывшая свой ветпаспорт в моей машине. Феномен, на разгадку которого у меня целая счастливая супружеская жизнь.

Царица – вот моя главная победа этого сезона.

Эпилог

Арсений

Два месяца спустя…

– Как я выгляжу? – крутится у зеркала в гардеробной Обезьянка, придирчиво разглядывая свое отражение.

– Потрясающе, как и всегда, – говорю я, застегивая молнию на брюках.

– Ты уверен? Может, мне надеть что-то менее броское? – спрашивает с сомнением. – Я в этих серебристых пайетках толстая и блестящая. Как шар на новогодней елке…

– На дворе июнь, детка.

– Тем более!

– Прекрати, ты прекрасна, – парирую спокойно.

Надеваю футболку и подхожу к Царице со спины. Одной рукой обнимаю за плечи, притягивая к себе. Второй заползаю ладонью под подол ее платья, легонько сжимая попку. Целую в раскрасневшуюся щеку под ее внимательным взглядом в зеркале и шепчу на ушко:

– Жду не дождусь момента, когда мы вернемся домой и я сниму с тебя это платье…

– Потому что оно ужасно на мне сидит, да?

– Марта-а-а, – закатываю я глаза.

– Ну что? – бурчит она обиженно. – Посмотри вот сюда, – тычет пальцами в лиф. – Они не умещаются в этот долбаный вырез! А сюда, – на живот, – он уже выпирает, если встать боком, и даже свободный покрой платья не спасает. И задница моя…

– Задницу не трогай, – предупреждающе шлепаю по озвученной части тела. – Она моя. Святая и неприкосновенная часть твоего прекрасного тела. Выпирающий животик – это естественно, у тебя там, на минуточку, наш ребенок сидит. Или лежит? Короче, растет…

– А сиськи?