И солнце взойдет. Она - Варвара Оськина
И солнце взойдет. Она читать книгу онлайн
Последние десять лет Рене Роше бредила нейрохирургией. Она мечтала о ней на университетской скамье, пока стояла стажером в операционных и даже во снах. Но когда до заветной цели остался лишь шаг, смерть учителя перевернула привычный мир вверх тормашками. Другая специальность, другая больница и... новый наставник, который, кажется, её ненавидит.
Sun, sun, sun, here it comes…
Солнце, солнце, солнце, вот и оно…
На то, чтобы вернуть рукам Тони подвижность, понадобилось ещё две операции.
Sun, sun, sun, here it comes…
Солнце, солнце, солнце, вот и оно…
Рене провела их сама под руководством О’Салливана и ещё долгое время втайне считала своим главным успехом.
Sun, sun, sun, here it comes…
Солнце, солнце, солнце, вот и оно…
После этого она вернулась в монреальскую больницу общего профиля, где закончила подготовку по травматологии. Именно так, как когда-то хотел для неё Тони.
Sun, sun, sun, here it comes…
Солнце, солнце, солнце, вот и оно…
Это далось ей непросто, но у Рене был лучший учитель.
Sun, sun, sun, here it comes…
Солнце, солнце, солнце, вот и оно…
Тот самый, в кого она была до сих пор влюблена.
Little darling,
I feel that ice is slowly melting.
Little darling,
It seems like years since it's been clear…
Моя малышка,
Я чувствую, как тает лёд
Моя малышка,
Кажется, вечность, уже не было так ясно…
Если бы Рене спросили, какой момент её жизни однозначно самый счастливый, она, не задумываясь, ответила бы – второй день весны, когда к рукам Тони вернулась чувствительность.
Она не знала, в какой час, минуту или секунду это случилось. Произошло ли резко и сразу, а может длилось долгие зимние месяцы. Просто в одну из ночей на пороге её квартиры в Оттаве появился взъерошенный Тони, и ему не нужны были слова. Он провёл по щеке, где виднелся след от подушки, завёл за ухо прядку волос, а потом молча опустился перед Рене на колени.
Энтони сделал это без капли уничижения, без ноты стеснения или стыда, а в исключительной, неистовой благодарности. Прижавшись лбом к узким ладоням, он беззвучно молился на личное божество, пока Рене ошеломлённо ласкала кончиком пальца острые грани его тёмной щетины. Господи! У неё получилось. Она смогла. Не выдержав, Рене рухнула рядом с Энтони на колени и по-глупому разревелась.
– У тебя тёплая кожа и горячие слёзы, – услышала она между хаотичными поцелуями. – Прости меня.
– Я не сержусь. Давно.
– Тогда не плачь.
– Больше не буду.
И в эту ночь, спустя три года странных, но удивительных отношений, они оба научились, как нужно любить. После всех ужасов и падений, после брошенных слов и обоюдных предательств, переполненные знанием два торопливо бьющихся сердца с каждым новым толчком разносили по взбудораженной крови то самое, единственно нужное знание. Чтобы отныне каждая клеточка, каждый нейрон почувствовали и никогда не забыли, как ласкают ещё пока неуклюжие пальцы, как целуют пересохшие от дыхания губы и рвутся навстречу друг другу среди скомканных в ногах простыней два любящих тела.
Here comes the sun…
Here comes the sun…
Солнце встаёт…
Солнце встаёт…
После событий той ночи Рене переехала в Монреаль, где они с Тони поселились квартире недалеко от больницы. Никто из них не хотел возвращаться к воспоминаниям в Хабитат или в Северный Монреаль. Там случилось слишком уж многое, чтобы это можно было забыть.
После второй операции и двух лет усилий Энтони вернулся к работе, где в перерывах между спасением жизней пытался восстановить своё разрушенное отделение. Дюссо за халатность наконец-то лишили лицензии, и Рене, в ответ на молчаливую просьбу, вернулась в травматологию. Она помогала на операциях, учила студентов и радостно наблюдала, как росла точность и ловкость движений у Тони. Да, его руки ещё пока часто сводило, пальцы дрожали, болели запястья, но постепенно в глазах Ланга появилось смирение. Они понимали, что это будет с ним до конца. А потому кабинет снова заполонили эспандеры, тренажёры и привычный бардак, на вершине которого гордо царила гербера. Зараза наконец расцвела.
And I say it's all right!
И я скажу – всё хорошо!
Но всё однажды подходит к концу, а потому вышло время и для Монреаля. Так что, когда на одной из конференций к Рене подошёл доктор Филдс, оба отлично знали, что видят друг друга в последний раз. Она стояла в конце тёмного зала и слушала выступление Тони, покуда его бывший учитель, казалось, был поразительно заинтересован разрисованным потолком.
– Говорят, вы уезжаете, – невзначай заметил он. А Рене хмыкнула и скрестила на груди руки.
– Да, сначала в Женеву, а потом, наверное, в Австралию.
– Вам предложили повышение?
– Нет. Мы два обычных хирурга…
– Которые едут любоваться на кенгуру, – хохотнул Филдс.
Он по-прежнему смотрел куда-то поверх голов, но только Рене знала, что прямо сейчас сухая рука этого мастодонта благодарно сжала её плечо. Определённо, это было «спасибо». Так что в ответ она осторожно коснулась костлявой ладони и поймала вопросительный взгляд, когда длинные узловатые пальцы царапнул обод её кольца.
– Скорее, считать пингвинов. Мне сказали, их много около Мельбурна. И сёрфинг… Тони скучал по волне.
– Так место выбрали вы? Я мог бы и догадаться, – с лёгкой усмешкой покачал головой Филдс.
Рене почувствовала, что покраснела. Будто она не взрослая женщина, а всё та же девчонка в платьях, с косичками и верой в людей. Впрочем, Тони считал, что она почти не изменилась, и был этому отчего-то безумно рад. Но когда справившаяся со смущением Рене повернулась пошутить об этом или о чём-то другом, Филдса уже не было рядом. А через три дня они сами навсегда покинули Монреаль.
Here comes the sun…
Here comes the sun…
Солнце встаёт…
Солнце встаёт…
Мельбурн, Австралия
02:49 утра
Рене промурлыкала последнюю строчку, размяла затёкшую спину и потёрла слипавшиеся глаза. Песня закончилась, а вместе с ней подошла
