Лиз Филдинг - Колючая звезда

Кроме следов от колес, он ничего не увидел, трава была чистая.

Меньше чем через час Клаудия оказалась у своего дома и только тогда с облегчением перевела дыхание. Дело в том, что, когда она сказала, что спешит, Барти поймал ее на слове и всю дорогу гнал как бешеный.

– Увидимся завтра, Клаудия, – бросил он. – И оденься в этот комбинезон. На шоу он будет выглядеть весьма круто.

– Крутизна не мой стиль, Барти.

– Круто и сексуально. Комбинезон, местами зазелененный травой. И если этот синяк развивается правильно и завтра будет еще страшнее, я хочу, чтобы зрители его видели.

– Барти!

– Ты что, не хочешь, чтобы зрители знали, как трудно тебе заработать их денежки?

В принципе она была с ним согласна, но согласилась неохотно.

– Если ты так считаешь…

– Завтра к концу дневного спектакля я подошлю за тобой машину.

Он все сказал и теперь ждал, ковда она выйдет. Но она не выходила, так что пришлось ему самому выйти, обойти машину и открыть перед ней дверцу. Затем он нетерпеливо предложил ей руку, и только тогда она выгрузилась на тротуар, припадая на колено, которое уже опухло чуть не до шнуровки ботинка. Увидев, ее хромоту, он инстинктивно предложил ей помощь, хотя обычно хорошими манерами в обращении с Клаудией Бьюмонт не блистал. Но в целом сегодняшнее поведение Барти не вызывало ее одобрения. За это он лишался права по-дружески чмокнуть ее.

Она несколько виновато улыбнулась ему, давая понять, что для губ сейчас полезнее лед, нежели поцелуй. Да и вообще ей предстояло серьезно заняться своим коленом, чтобы вечером умудриться выползти на сцену.

– Мак, ты с ума сошел! Ты ведь знаешь его отношение к тому, как новички складывают парашюты.

– Я должен быть вполне уверен. Ты, кстати, вчера прискакала на аэродром как разъяренная фурия.

– Думаешь, я без этого не обошлась бы? Просто накипело. Неделями сижу дома и все только жду и жду. Боже, вы, мужчины, не представляете, какая тоска с утра до ночи сидеть и вязать носки.

– Ты же не вяжешь.

– Да, не вяжу! Но разве мало с меня, что я страдаю, существуя на задворках жизни? На месте Тони я бы не воспламенялась страстью, как прыщавый молокосос, только потому, что на него пару раз взглянула первая встречная очаровашка.

Маку было трудно возразить Адель. Менее чем через месяц она должна родить, и свойственное этому периоду тревожное состояние, соединившись с вулканическим темпераментом, дало воистину гремучую смесь. Но хотя Тони, несомненно, впал теперь в немилость, было ясно, что это происходит более в назидание, дабы он не сбивался с пути истинного, а не потому, что она все еще серьезно на него сердится. Впрочем, вопрос, что для Тони лучше, первое или второе, оставался открытым.

– Скажи, это правда, что Клаудия Бьюмонт предпочла врезаться в твой автомобиль, лишь бы не повредить машину телережиссера?

Мак пришел в замешательство, видя, что она находит инцидент на аэродроме просто забавным.

– Она так сказала. Адель рассмеялась.

– Хотела бы я посмотреть на тебя в тот момент. Мак считал, что его поведение в той ситуации не делало ему чести, и тот факт, что свидетелей поблизости не оказалось, немного примирял его с действительностью.

– Ты вот-вот станешь матерью, – сухо проговорил он. – Мне бы не хотелось, чтобы ты появлялась на аэродроме, пока не сможешь снова вернуться к работе.

– Послушаешь тебя, так я не должна показываться здесь до тех пор, пока мои отпрыски не закончат школу?

– Это было бы правильно.

– Боже, Мак, как ты старомоден, – выпалила Адель, совершенно взбешенная его упрямством. – Ты же знаешь, что я дорожу своей работой. И тебе не удастся отделаться от меня только потому, что я обзавелась младенцем. Существуют законы…

– Засудишь меня?

– Вот именно.

– Так я и знал.

– Значит, ты еще больший идиот, чем я думала. – Она помолчала, затем переменила тон. – Ох, прости, Мак. Я тебя прекрасно понимаю. Но пойми и ты меня, я ведь не Дженни. Поверь мне, что…

– Я верю тебе, Адель, верю, что ты не сделаешь ничего, что могло бы повредить бэби. Но не могу же я допустить, чтобы ты с этим… – Он выразительно посмотрел на ее живот. – В конце концов, случись что, это будет на моей совести.

– Хорошо. Я все понимаю. – Она протянула к нему руки. – Иди сюда, я тебя обниму на прощание.

Клаудия старательно замазывала синяк под глазом, когда Мелани просунула голову в дверь артистической уборной.

– Все-таки в целости и сохранности, как я вижу! Клаудия через зеркало взглянула на сводную сестру.

– Точно. Все более или менее сошло мне с рук. Вот только новый автомобиль придется списать со счетов. Я ведь сегодня утром, пока добралась до аэродрома, успела здорово стукнуться. – Приблизив лицо к зеркалу, она осмотрела результаты своей камуфляжной работы и сказала: – Ну, кажется, с этим можно покончить, как ты считаешь?

– Ты что, попала в аварию? Можешь объяснить толком, что случилось?

Тревожные вопросы посыпались градом.

– Да ничего существенного. Ставлю ногу на тормозную педаль и… Ну, ладно, – буркнула она, – я же говорю, ничего особенного. Все обошлось.

Потрясенная Мелани, хоть и проработала пять лет на австралийском телевидении, в свои двадцать лет оставалась по-девичьи пылкой и восприимчивой. Она присела на край старомодного плетеного стула, стоящего возле гримерного столика, и сдавленным от ужаса голосом прошептала:

– Ты хочешь сказать, что у тебя отказали тормоза?

– Можно и так сказать. Уверена, что фирма, продавшая машину, должна будет признать явную неисправность.

– Но как ты остановилась? Я хочу сказать…

– Ну, с остановкой проблем не было. Самолетный ангар услужливо подставил мне свой бок.

– Что подставило тебе бок?

– Ангар для самолетов. – Клаудия посмотрела на сестру и усмехнулась. – Дело житейское. Сначала я погасила скорость о бок одного громадного «ленд-крузера», который принадлежит одному громадному мужику. – Она наложила еще один тонкий слой грима на синяк. – Он обрадовался, конечно, но не очень сильно. Даже нагрубил. А некоторое время спустя просто вышвырнул меня из самолета. – Она показала на синяк под глазом. – Вообще это был веселый день, с самого начала веселый.

– Я немножко не так представляю себе веселье. Можешь ты все объяснить толком? – настаивала Мелани.

– А что, синяк это объясняет плохо?

– Синяк ничего не объясняет. А если и объясняет, то далеко не все. Ты, должно быть, здорово стукнулась.

– Стукнулась, дорогая моя, но не разбилась. Представление, как говорится, продолжается.

В этот момент раздался стук в дверь.

– Войдите.

В гримерную с букетом роз вошел вахтер театра Джим Гарднер.