Анна Климова - Осенняя женщина

От этой правды не спрятаться за яркой и мгновенной выдумкой, подаренной детством, не скрыться за опущенными веками, не спастись за чувством собственной незначительности, оберегаемой заботами родителей. Правда настигала с уходом детства. И в конце уже ничего не оставалось от того громадного, до перебоев в дыхании, чувства собственной свободы. Несвобода коварно нападала лет в тринадцать-четырнадцать. Калейдоскоп переставал восхищать еще раньше. Правда открывает глаза на многое. Она учит снисходительно улыбаться. Она видит то, что видит, а не строит воздушные замки и призрачные двери, за которыми можно спрятаться.

Лишь изредка правда сдает свои позиции. В короткие мгновения взрослой жизни маленькие восторги, оброненные далеким детством в душе, напоминают о себе, принимая очертания непонятного оптимизма, возникающего на ровном месте. Иногда что-то неожиданно легкое всколыхнется в сердце после удачного фильма или от вида ослепительно цветущего дерева в самом начале весны. Или же радость спровоцирует правильно угаданное слово в сложном кроссворде, которое до тебя и так и этак примеряли на клетки другие. И как знать, что ценнее — эти крошечные всплески растерянного по дороге из детства самообмана, когда вам кажется, что мир не так уж плох и в нем скорее больше хорошего, чем плохого, или же монументальная, полная суетных забот взрослая правда, лишающая вас благословенного неведения.

Он знал ответ. Вернее, ответ воочию представал перед его окнами, радуясь жизни и не осознавая своего счастья.

Он наблюдал за миром детей, потому что хотел понять, научиться видеть то, что видели они.

Зачем? Вероятно, чтобы найти забытое, утерянное, растраченное щедрой взрослой рукой, уверенной в том, что всего впереди еще вдосталь — и любви, и ласки, и счастливых дней. Но если бросаешь пригоршнями, будь уверен — вскоре рука наткнется на пустоту.

Он это понял, как очень надеялся, не слишком поздно. Потому что время — субстанция обманчивая. Это только стрелки часов вертятся по кругу, производя ложное впечатление «бега на месте». Великий вымысел хитроумной механики!

Взглянув на часы, Тимофей спохватился.

Время, время! Как просто забыть о нем, А ведь у него было Дело.

Он хотел уже было отложить бинокль, но его внимание привлекла девушка, с которой вдруг заговорила полная воспитательница, выгуливавшая детей этим промозглым утром. У Тимофея вызвали невольную улыбку ее странное бесформенное пальто, нелепая шляпа совсем не по сезону, из-под которой выглядывали рыжеватые кудри, и еще более нелепый портплед в руках, очень смахивавший на тот, что всюду таскала с собой Мэри Поппинс.

Между ними что-то происходило. Они явно давно не виделись. Толстуха радостно болтает, а вот лицо ее знакомой..: Неуловимо. Неуловимо, как очертания предметов в тумане. И дело не в резкости объективов и не в широкополой шляпке. Это внутренняя неуловимость, некий двойной смысл, который можно истолковать совершенно по-разному.

Странная…

После короткого разговора девушка вдруг вскочила и организовала детей в шумный хоровод. Вот чудачка!

Время, время…

Тимофей все же отложил бинокль и через минуту уже забыл о существовании знакомой толстухи-воспитательницы. Дело требовало полной сосредоточенности.

Одевшись и прихватив кейс, он вышел из квартиры, спустился вниз, настороженно осмотрелся по сторонам и запрыгнул в не новый, но выдраенный до блеска «москвич», который несколько дней назад одолжил у своего товарища. Вернее, обменял. Друг получил взамен его вполне приличный «форд». Димка против такого обмена возражать не стал, так как машина большую часть времени пребывала в гараже в связи с патологическим отсутствием денег на бензин, «москвич» Димке достался от отца с матерью, занимавшихся на заре новых демократических времен крупнооптовым бизнесом, но вдруг подавшихся в секту. Так Дима и остался со старенькой бабкой, стареньким «москвичом» и старенькой квартиркой в хрущевке, потому что все ценное родители пожертвовали своему духовному учителю Амрасаяме. «Повесить его мало!» — говорил Дима, сожалея об утраченных возможностях, которые мог иметь при состоятельных родителях. А в том, что они стали бы состоятельными, если бы не Амрасаяма, он не сомневался.

Обмен его не удивил, потому что Тимофей частенько брал «москвич» и возвращал всегда с полным баком бензина. Этого Диме было достаточно.

Старое доброе советское железо выкатилось из двора. Машин у тротуаров стояло не много, и они мало отличались от той, на которой ехал Тимофей. Маленькая улочка пробегала мимо детского садика и трехэтажного здания, в котором размещалось какое-то таинственное учреждение. Учреждение окружал старый парк, облюбованный владельцами собак из всех близлежащих домов. Они упрямо выгуливали там своих питомцев, не обращая никакого внимания на большой щит с добротной надписью — результат творческого надрыва учрежденческого завхоза: «Выгуливать собак строго запрещено! Администрация». Но так как учреждение открывалось в девять утра, против собачников, зябко бродивших по запретному парку в шесть, администрация и завхоз были бессильны. Три часа безусловной и ничем не компенсируемой форы. Безнадежная борьба.

Откуда-то из глубины карманов пальто, лежавшего на сиденье, раздалась телефонная трель. Тимофей не спеша достал сотовый.

— Да.

— Тимон, надо думать, мне и сегодня тебя отмазывать перед Кузей? — безо всякого приветствия начал его друг Дима.

— Есть проблемы? — спросил тот спокойно.

— Кузя только что заходил. Оплевал меня с ног до головы. И тебя заочно. Сказал, что мы оба бездельники, сидим на его шее и пьем его кровь. Потом кратко обрисовал наше с тобой падение в какую-то канаву и под какой-то забор, если только он нас выгонит. Картина получилась душераздирающая.

— Что случилось?

— Наши тетки притащили целый диск с компьютерными вирусами. «Мы думали, что на нем игры», — зло пропищал Дима, по-видимому, передразнивая теток. — Теперь весь этот зоопарк позавтракал антивирусными программами и принялся за текущую отчетность. Так как?

— Что — как?

— У меня запарка, Тимон. Заколебался пыль глотать. Появишься в офисе?

— Перебьешься. У меня отгул.

— Слушай, а почему бы нам не послать домовенка Кузю куда подальше, а? Откроем свою компьютерную фирму, развернемся! Я — генеральный директор, ты — ответственный и незаменимый работник. Представляешь, твой босс у тебя в лучших друзьях ходит! Перспектива! Наймем какую-нибудь Диану прямо с бухгалтерских курсов. И потекут у нас молочные реки, Тимка, в кисельных берегах!