Инга Берристер - Мне не забыть...

По самым авторитетным отзывам, Тони Богарт необычайно обаятелен и располагает к себе людей в считанные минуты независимо от того, приятны они ему или отвратительны. А между тем он холост и не известно, кто его избранница.

Смутные сведения о нем Эмили нечаянно получила от Нэнси.

— Говорят, он безответно влюбился много лет назад, таинственная незнакомка вскружила ему голову раз и навсегда, и страсть до сих пор не утихла.

Влюбился? Что за вздор! Любовь как-то не вяжется с Тони Богартом. Едва ли он подвержен романтическим бредням, а с виду такой непроницаемый, надменный — не подступишься. Да и самомнение, похоже, слишком высокое, без боя в плен прекрасных глаз он не сдается…

Большую часть дня Эмили провела в компании Люси О’Доннелл, оформляя документы на страховку. После угона машины Люси была расстроена и разочарована во всех и вся. В практике Эмили встречались аналогичные случаи, и по опыту она знала, что надо дать пострадавшему выговориться.

Ей самой недоставало человека, с которым можно поговорить по душам. Ее подруги, столкнувшись с семейными неурядицами и депрессией, записывались на прием к психоаналитику, и консультация специалиста полностью исчерпывала их внутренний конфликт. Но Эмили была уверена, что это чудодейственное средство для нее неприемлемо: она не представляла, как разложить по полочкам пять недель непрекращающегося кошмара, рассказать о том, при каких обстоятельствах забеременела и потеряла ребенка, как потом к ней нагрянул Тони выяснить, нет ли “последствий”. Эмили тогда сидела на диване, потупившись, обхватив руками колени, сцепив пальцы, а он так и буравил ее взглядом.

— Нет, — не поднимая глаз, солгала Эмили.

“Последствия” же по сей день отравляют ей существование. А Тони охотно принял на веру удобный для всех ответ.

Когда Эмили вышла из больницы, ей хотелось только одного: вытеснить все минувшие горести если не из сердца, то хотя бы из мыслей. Но чувство вины не ослабевало, и Эмили понимала, что виновата вдвойне. Прежде всего перед родителями, они бы, безусловно, простили дочери известное легкомыслие и помогли ей, но из страха поколебать их доверие она ни словом не обмолвилась о своих похождениях. Однако ее вина перед ребенком куда более тяжкая. Малыш неспроста с самого начала повел себя плохо, протестовал, как мог, и отказывался расти и жить. У Эмили то и дело подскакивало давление, усиливалась отечность, и тошнота не прекращалась. Еще не рожденный ребенок все хуже ладил с матерью, пока не случилось непоправимое. Объяснения врача Эмили пропустила мимо ушей, ему-то невдомек, какова скрытая подоплека истории болезни его пациентки. Тот факт, что она чисто физически не готова была породить новую жизнь, не помешал Эмили по-своему истолковать причину происшедшего.

И как только Нэнси отважилась во всеуслышание отвергнуть свое дитя? Не дай Бог ей испытать те же сожаления и угрызения совести, которые терзают ее сестру!

Что за жестокая насмешка: заветная мечта Эмили обернулась для другой женщины досадным недоразумением. Так есть ли повод завидовать, портить отношения, которыми они обе дорожат, и подвергать риску любовь к будущему племяннику или племяннице?..

Уже несколько дней подряд все идет наперекосяк. Вот и теперь сорвался субботний рейд по магазинам: пока Эмили, как могла, ободрила Люси и обсудила с ней план действий, уже было поздно ехать за продуктами. Благо, она не голодна, так что скудные запасы еды можно пополнить и завтра.

Эмили при ее точеной, изящной фигурке не приходилось соблюдать диету, аппетит у нее был отменный и пропадал лишь от волнения, как сейчас. Эмили предприняла попытку взбунтоваться: она не намерена объявлять голодовку из-за господина Богарта, и, если б в холодильнике, кроме приправ и пакета молока, нашлось что-то еще, она, пожалуй, насильно заставила бы себя съесть все до последней крошки.

Со смешанным чувством разочарования и облегчения она захлопнула дверцу: придется ограничиться чашкой кофе и тостами. Эмили перекусила, потом облачилась в старенькие, потрепанные джинсы и просторную хлопчатобумажную блузу, захватила панаму с широкими полями и вышла в сад.

Эмили, вступив во владение коттеджем, разбила на заднем дворике цветники, самостоятельно выложила мощеную дорожку, окаймляющую клумбы, и посередине каждой установила фонтанчик для поливки.

Летом уход за цветами поглощал практически весь досуг Эмили, к немалой досаде Нэнси, настоятельно советовавшей сестре нанять садовника и не портить руки возней в земле.

— Можно подумать, твой патио — центр мироздания. Торчишь, как отшельница, в этой дыре вместо того, чтобы почаще бывать в обществе.

Что и говорить, Нэнси верно подметила: Эмили предпочитала свой сад блеску и суете светских раутов. Ничто не приносило ей такого умиротворения, как запах земли и благоухание цветов. Физический труд залечивает душевные раны.

— Сельский климат не идет тебе на пользу, — не унималась Нэнси. — Ты все такая же бледненькая и глаза печальные, даже когда улыбаешься.

Эмили отшучивалась и ссылалась на хроническую усталость. Если на душе кошки скребут, с чего бы это глазам лучиться от счастья? Прояви старшая сестра чуть больше настойчивости, может, и удалось бы извлечь на свет Божий неведомый недуг, завладевший Эмили, но Нэнси не хватало такта, изобретательности, а прокурорскими методами у Эмили не вырвать признания, как ни бейся.

Нэнси чересчур далеко зашла в своем предубеждении. В здешних местах дивная, благодатная природа. За домом на много миль до горизонта простираются холмы, трава изумрудно-зеленая, сочная — идеальное пастбище, усеянное белыми пушистыми комочками-овцами. Небо, синеющее за волнистой линией холмов, в предрассветной дымке приобретает серо-голубой оттенок, а на закате окрашивается во все тона от жемчужно-розового до лилового. Иногда ветер доносит сюда далекий шум прибоя из залива Лох-Фойл и нагоняет прохладный влажный воздух. Местные жители изо дня в день обозревают чудесную панораму, но не устают любоваться ею.

Эмили постояла на крыльце, расправила плечи, зажмурилась и вновь распахнула глаза навстречу необъятному простору. Несколько мгновений — и все ее невзгоды покажутся мелкими и ничтожными.

Она вооружилась лейкой и садовыми инструментами и направилась к цветнику, расположенному у самой изгороди. Присев на корточки, Эмили аккуратно, чтобы не повредить растения, одну за другой выдергивала сорные травинки, рыхлила и поливала землю. Спустя некоторое время за забором прошли какие-то люди, и до Эмили долетел тоненький, звонкий детский голосок.

Она вздрогнула и вскочила на ноги, опрокинув лейку и уронив тяпку. Это уже становится болезнью, если так пойдет дальше, она начисто лишится рассудка. Сознавая идиотизм своего поведения, Эмили тем не менее бросилась в укрытие, спряталась за резной перегородкой веранды и замерла, прислушиваясь к гулкому стуку сердца. Она стянула перчатки, приложила ладони к горячим щекам. Неужели у нее мания преследования?