Влюбленный Качок - Сара Нэй

волновало, как я выгляжу, — и до сих пор не волнует, — но теперь, когда я в хорошей форме, я, конечно, стал больше осознавать это.

Девушки тоже заметили. За всю мою жизнь ко мне не приставало столько девушек, сколько за последние несколько недель... Хотя, наверное, я выгляжу немного более европейцем? Я более долговязый, как английские парни, и именно это привлекало девушек в Кембридже.

Внезапно моя дверь распахивается, и в комнату врывается Алекс, бросает свою сумку с учебниками на мою кровать и усаживается так, словно он здесь хозяин.

— Что ты делаешь со своим дерьмом на моей кровати? — спрашиваю я, поднимая с пола коробку и ставя ее на стол.

— Мне нравится делать здесь домашние задания. — Он устраивается поудобнее, скрещивая руки за головой. — Я использовал ее как кабинет, когда тебя не было.

— Ты использовал мою спальню как кабинет, пока меня не было? — Я изучаю его лицо в поисках признаков того, что он шутит. — Тебе двенадцать лет, зачем тебе кабинет?

Он пожимает плечами.

— Приятно сменить обстановку, а не пялиться изо дня в день в одну и ту же стену. Как в тюрьме. И из этой комнаты открывается лучший вид на задний двор.

— Это буквально тот же самый вид на задний двор, — говорю я ему.

Наши комнаты находятся рядом в конце коридора, тетя Миртл заняла роскошную гостевую спальню, которая находится внизу, с огромной ванной и гардеробными — да, во множественном числе. Их две.

Мои родители несколько лет назад были частью того бума, когда все считали, что чем больше, тем лучше, а больше пространства означает, что дом выглядит более внушительно, поэтому они построили дом с пятью спальнями, несмотря на то, что в доме живут только двое детей, а одна из гостевых спален настолько роскошна, что по сути является гостиничным номером.

Теперь я думаю, что они должны быть благодарны за эти пять комнат, потому что здесь живет тетя Миртл и ей есть где разгуляться, чтобы не мешать постоянно окружающим, хотя она все равно лезет в чужие дела.

Ха.

— Ну, теперь я дома, так что ты не будешь пользоваться моим столом. Или моей комнатой. И с каких это пор ты входишь в комнату без стука? Я мог бы быть голым.

— И что? У тебя нет ничего такого, чего бы я не видел раньше, — авторитетно заявляет он. — И не похоже, что ты здесь дрочишь.

— Что, черт возьми, ты вообще знаешь об этом?

Мы с Алексом никогда раньше не обсуждали секс, и от того, что он заговорил о мастурбации, как будто в этом нет ничего особенного, у меня глаза практически вылезли из черепа. С каких пор мой младший брат повзрослел?

Господи, я даже думать не хочу о том, что он дрочит, не говоря уже о том, чтобы обсуждать это с ним, пока он лежит на моей кровати.

Но опять же, ему двенадцать лет, и, возможно, у него под кроватью припрятаны коробки с салфетками и бумажными полотенцами, как и у меня, когда у меня впервые началась случайная эрекция в неподходящее время.

Алекс определенно намного круче меня. Нет сомнений, что он принадлежит к популярной группе — той, к которой я никогда не принадлежал, пока рос. Он играет в футбол и лакросс, а на учебу ему наплевать, так что я в шоке от того, что он использует любую комнату для занятий и выполнения домашних заданий, не говоря уже о моей комнате.

Если подумать, он наверняка играет здесь в видеоигры на телевизоре с плоским экраном, который висит на стене напротив моей кровати. Его подарила мне бабушка на четырнадцатилетие, и он гораздо лучше того, что стоит в гостиной внизу.

Не хочу хвастаться, но я всегда был любимцем бабушки.

— Знаешь, Алекс, что бы я оценил? Я был бы рад, если бы ты убрался из моей спальни.

— С каких это пор ты стал таким мудаком?

Он не делает никаких попыток сдвинуться и дать мне возможность уединиться, и я вижу, что он удивлен моим отношением. Обычно я не выгонял его, наверное, потому что обычно он нечасто сюда заходил. Но теперь, когда использует мое пространство в своих целях, мне нужно установить границы и обозначить свою территорию.

Я смотрю на него через плечо и открываю коробку.

— Тебе, наверное, стоит следить за своим языком. Мама знает, что ты так ругаешься?

Я замечаю, как мой младший брат закатывает на меня глаза.

— Чувак, мне двенадцать, я не ребенок.

Я вижу, что он не ребенок. Сейчас он выглядит как подросток, подросший на несколько сантиметров за то короткое время, что я учился в Англии.

Алекс почти с меня ростом, и ему еще есть куда расти.

— Я не говорил, что ты ребенок, я спросил, слышала ли мама, что ты так ругаешься.

— Ну да, конечно, — насмехается он. — Она бы рассердилась, потом вмешалась бы тетя Миртл, и вскоре все бы на меня кричали. Нет уж, спасибо.

Он прав: с тех пор как тетя Миртл переехала к нам, она очень любит ввязываться в семейные драмы, в том числе создавать их там, где их и могло не быть.

Видимо, ей чертовски скучно, и нечем занять свое время, кроме нас.

— Это как жить с хранителем склепа, — продолжает Алекс.

— Эй, не будь злым.

— Я не злой! Ей сто лет. Ты знаешь, как это не круто — жить со старым человеком?

Я поворачиваюсь и встречаюсь с ним взглядом.

— Ты бы сказал ей это в лицо?

— Нет.

— Тогда тебе, наверное, не стоит говорить это здесь. — Я поворачиваюсь обратно к своей коробке. — Кроме того, она наверняка подслушивает, прижав ухо к стене.

Это смешит моего брата.

— Возможно.

Я снова поворачиваюсь к нему лицом.

— Ты уходишь или как?

— Нет, — говорит он со смехом, от которого мне хочется его ударить.

— Разве тебе нечем заняться? И почему ты вообще дома? Сейчас середина дня.

— У нас сегодня было полдня. Учителя повышают квалификацию или что-то в этом роде.

— Кто привез тебя домой?

— Мама Брэндона.

Брэндон — лучший друг моего брата с тех пор, как они ходили в детский сад.

— Нужно было сказать мне. Я отвозил тетю Миртл на физиотерапию и мог бы захватить тебя по дороге домой.

— Думаю, мама забыла, поэтому я просто поехал с Брэндоном.

Это похоже на нашу маму: она очень забывчива и часто поступала также со мной, когда я рос. Очень часто мои родители оставляли меня в церкви после того,