Измена. Верну тебя любой ценой (СИ) - Барских Оксана

Даже саму близость мужа не могу адекватно воспринимать. Меня рвет на части, хочется вцепиться ему ногтями в лицо и расцарапать его.

За ту боль, что сейчас меня мучает.

За черное отчаяние, которое накрывает с головой.

За чисто женскую обиду, с которой сталкивается едва ли не каждая вторая женщина.

За зависть, которая и вовсе неуместна, и от которой меня просто-напросто тошнит.

Не к мужу, нет.

К Ермолаевой.

Это ведь для меня Саян был любимым мужем пятнадцать лет. Тем мужчиной, от которого я мечтала родить ребенка.

А мою мечту сегодня словно растоптали. Украли…

Провожу языком по нижней губе и с мучительной усмешкой наблюдаю, как сглатывает муж, опустив взгляд. Я всегда с удовольствием любила дразнить его и выводить на эмоции, страсть, а сейчас этот его чисто мужской взгляд похоти вызывает отвращение. Хочется встать под душ и смыть с себя всё. Его запах. Его прикосновения. Забыться хоть ненадолго.

– Я ошиблась, Саян, разговора у нас сегодня не выйдет. Отойди с дороги, пожалуйства, я за вещами, – глухо произношу я, глядя в бесстыжие глаза Саяна, в которых нет ни капли раскаяния.

Он смотрит на меня так, будто не произошло ничего сверъестественного. Будто его любовница не приходила ко мне на прием, буквально тыча носом в свою мед.карту.

– За вещами? – повторяет он за мной, бычится, аж венка на лбу пульсирует. – Куда ты собралась на ночь глядя, Люба? Я тебя никуда не отпущу. Это наш дом, и ночевать ты будешь только в нем.

Он не кричит, не повышает голос, но говорит жестко, как с больным пациентом, который не осознает, что вредит сам себе. Вот только я не его пациентка, а он мне не врач и сердцем уже не муж, чтобы смотреть на меня таким взглядом.

– А это уже не тебе решать, Саян, – упрямо вздергиваю я подбородок и стараюсь говорить уверенно, чтобы голос не дрожал и не срывался на писк.

– Я твой муж, Люба, так что мне. Ты никуда не пойдешь, и это не обсуждается!

Глаза Саяна, казалось, наливаются кровью, сам он выбивает из меня воздух, когда с силой притягивает к себе. Я упираюсь ладонями в литые мышцы его груди и отталкиваюсь, но это бесполезно.

Саян не какой-нибудь хилый докторишка, чтобы я могла с ним с легкостью управиться. Он регулярно ходит в зал, занимается с личным тренером по рукопашке, так что к своим тридцати пяти у него ни пивного живота, ни ленивого образа жизни. Одни накачанные мышцы, ни капли жира.

– Тогда ты собирай свои вещи и проваливай!

Мне не верится, что это говорю ему я.

Раньше я не позволяла себе ни одного грубого слова в его сторону, а сейчас мне будто развязывают руки. В груди становится неожиданно немного легче, и я даже не удивлена.

Всё это время с момента приема Ермолаевой я нахожусь в таком лютом напряжении, что у меня буквально болью сводит мышцы. И такое облегчение наступает, словно я уталила жажду, которая мучала меня долгие недели.

– Я никуда не уйду, Люба. И тебя не отпущу, даже не думай об этом! – рычит Саян, сжимая меня сильнее, еще чуть-чуть и ребра хрустнут. – И смени тон, я тебя предупреждал, что…

Меня ведет, и я перебиваю его, не желая никаких разговоров.

Возникает острый порыв закатить безобразный скандал. Выпустить на волю гнев и позволить себе впервые сделать то, чего мне по-настоящему хочется.

– Иди-ка ты на хрен, дорогой! Как тебе это? Не слишком грубо? – выплевываю я, с остевенением вырываясь из хватки Саяна, и скалюсь ему в лицо, вкладывая в свой взгляд всю ту злость, которая сжирает меня изнутри.

Давай, Саян, покажи и ты мне себя настоящего.

Глава 8

Мышцы скул Саяна натягиваются, как канаты, и я запоздало слышу гулкий стук сердца, который перекрывает для меня все внешние звуки, словно я тону в вязкой, липкой тишине. От стресса в крови поднялся кортизол, отчего я никак не могу сфокусироваться на лице мужа.

Всё, что сейчас мной движет – это раздражение и гнев, который никак не желает утихнуть, несмотря даже на вспыхнувший страх, когда Саян резко вскидывает руку, хватая меня за подбородок и фиксируя так жестко, что не двинуться.

– Ты права, сейчас разговора у нас не выйдет! – цедит он сквозь зубы и прищуривается. – Еще одно бранное слово, дорогая, пойдешь под холодный душ остужаться.

– Не прикасайся, ты мне противен, – цежу я сквозь зубы, а затем, растопырив пальцы, впиваюсь ногтями в щеку Саяна. Резко, не жалея сил.

На его лице проступает кровь, и на секунду я прихожу в себя. Никогда ведь я не была настолько жестокой.

Наши взгляды с мужем скрещиваются в воздухе. Его – напряженный и какой-то темный, словно внутри него сейчас разверзнулась бездна. И мой – потрясенный собственной жестокостью и вместе с тем переполненный болью, которая мучает меня без обезбола. Выкручивает мышцы и сводит нутром мою выдержку и всякое терпение.

Кажется, что время замедляется на мгновение, а затем резко пускается вскачь.

– Пр-р-ротивен, говоришь? Не смей мне врать! – рычит он и болезненным поцелуем впивается мне в губы. Терзает их, мучая меня с каким-то отчаянием, но я впервые не отвечаю. И не потому, что обладаю такой хорошей выдержкой.

Нет. Просто осознаю, что ничего не чувствую.

В душе пустота, и никакого наслаждения.

– Я не вру. Тошно от тебя, – выдыхаю я, когда он наконец перестает меня пытать, и мои слова как пощечина для него.

Саян дергается, его лица искажается какой-то звериной мукой, и он вдруг отпускает меня, даря мимолетное ошибочное чувство, что я свободна.

– Тошно? – снова повторяет он за мной и сжимает челюсти. – Ничего, я потерплю, Люба. И ты потерпишь.

Не успеваю я понять смысл его последней зловещей фразы, как он резко хватает меня за плечо и с силой заталкивает в дом. Сзади хлопает дверь, заставив меня вздрогнуть от испуга, но обернуться и высказать Саяну всё, что я думаю о его варварских методах, он мне не дает.

С силой ведет в ближайшую ванную комнату на первом этаже, которая как раз находится недалеко от входа. Едва не вырывает дверь из петель, когда открывает ее с шумом и скрипом, толкает меня в ванную в чем есть, и спустя пару секунду на меня сверху льется холодный поток воды.

Она хлещет сверху, пробирается сквозь ткань одежды, пропитывая ее до нитки. Та неприятно липнет к коже, словно ледяная наждачка, отчего кожа болит и ноет, а мое дыхание становится рваным и судорожным.

От холода сводит мышцы, а пальцы дрожат, и сама я хватаю ртом воздух, чувствуя, как гулко колотится от испуга и шока сердце.

Едва не захлебываюсь от попавшей в нос и рот воды, кашляю, пытаясь параллельно выбраться или отскочить назад, но тяжелая ладонь Саяна хватает меня за заднюю часть шеи и не дает двинуться с места.

– Приди в себя, Люба! – рявкает, будто у меня случился нервный срыв. – Остынь, и потом мы поговорим. Ты дашь мне всё объяснить и не станешь совершать глупостей!

Он не просит меня выслушать его.

Нет.

Саян Грачёв никогда ни о чем не просит.

Он умеет только приказывать. И не признает своих ошибок. Ведь такой, как он, их не совершает.

– Глупость я сделала, когда вышла за тебя замуж, – выплевываю я с горечью и едва не плачу, сдерживая рыдания из последний сил. Держусь лишь на силе воле.

Мне кажется на миг, что в глазах Саяна боль, но он моргает, и наваждение проходит, оставляя после себя неприятный привкус обмана.

– Не шути со мной, Люба, – угрожающе цедит Саян. – Я не дам тебе разрушить наш брак, Люба. Не из-за какой-то мелочи.

– Мелочи? – хохочу я коротко и зло. – Мелочь – это перепутать ключи, а вот трахнуть другую женщину, будучи женатым, это предательство, Саян. И ты его никакой водой, даже святой, не смоешь.

Я опускаю голову, чтобы вода не лилась на лицо, мешая дышать. Сжимаю зубы, зажмуриваюсь крепко и замолкаю, так как силы меня не просто-напросто покидают, и даже с каким-то облегчением слышу, как он выходит и хлопает дверью.