Элис Хоффман - Практическая магия

Ознакомительный фрагмент

— Поехала бы с нами! — Голос Джиллиан понизился до шепота, как, бывало, во время грозы.

— Тебе не обязательно это делать, — сказала Сал­ли. — Если нет уверенности...

— Хватит с меня теток! Я хочу настоящей жизни! Хо­чу уехать туда, где никто слыхом не слыхал об Оуэнсах.

На Джиллиан было белое короткое платьице, кото­рое приходилось поминутно одергивать на бедрах. Шмыгнув носом, она порылась в сумочке и достала мятую пачку сигарет. Чиркнула спичка, и сестры разом зажмурились. Постояли, глядя, как проступает из тем­ноты рыжее пятнышко, когда Джиллиан затягивается, и Салли не стала утруждать себя замечанием, что не надo бы стряхивать горячий пепел на пол, который она только сегодня подметала.

— Дай слово, что и ты здесь не задержишься, — говорила Джиллиан. — А то скукожишься тут, как жеваная бумажка. Испортишь себе жизнь.

Во дворе молодой человек, с которым Джиллиан задумала совершить побег, начинал нервничать. Ни для кого не было секретом, что Джиллиан случалось идти на попятный, как только дойдет до дела, — правду сказать, она этим славилась. За один этот год обнаружились три студента, каждый из которых пребывал в уверенности, что именно за него Джиллиан собирается замуж, и каждый преподнес ей бриллиантовое колечко. Какое-то время Джиллиан носила три кольца на золотой цепочке, но в конце концов вернула их назад, разбив на протяжении одной недели три сердца — в Принстоне, Провиденсе и Кембридже. В школе старшеклассники заключали пари о том, кто будет ее кавалером на выпускном балу, поскольку она за несколько месяцев успела принять и отвергнуть приглашения от самых разных поклонников.

Молодой человек внизу, которому предстояло в недалеком будущем стать мужем Джиллиан, принялся швырять на крышу камешки; судя по их перестуку, можно было подумать, что пошел град. Сестры порывисто обнялись — у них было такое чувство, что судьба подхватила их, закружила и вот бросает на перекресток, откуда дороги расходятся. Годы минуют, пока они свидятся вновь. И станут они к тому времени взрослыми, которым не до того, чтобы поверять друг другу на ухо свои секреты или забираться на крышу среди ночи.

— Едем с нами, — сказала Джиллиан.

— Нет, - сказала Салли. Кое-что насчет любви она знала наверняка. — Побег совершают только вдвоем.

На крышу градом сыпались камешки, на небо мириадами высыпали звезды.

— Я буду слишком скучать без тебя, — сказала Джиллиан.

— Давай же, — сказала Салли. Ни за какие блага на свете она не стала бы удерживать сестру. — Двигай.

Джиллиан обняла Салли в последний раз и скрылась за окном. Тетушки, которых накормили перловым супом, щедро сдобренным виски, посапывали на диване и ничего не слыхали. Но Салли слышала, как сестра убегает по выложенной песчаником дорожке, и проплакала всю ночь, и все ей слышались шаги внизу, хотя в саду если что и двигалось, то разве только местные жабы. Поутру Салли вышла забрать белые простыни, которые Джиллиан свалила кучей у подножия глицинии. Почему это стирать за кого-то всегда доставалось Салли? Почему ей было дело до того, что на материи остались грязные пятна, которые придется отдельно отбеливать? Никогда еще ей не было так одиноко и тоскливо. Если б только уверовать, что спасение — в любви, но для нее все связанное с любовью было безнадежно испорчено. В ее глазах желание выглядело одержимостью, любовный пыл - плодом горячечного воображения. Лучше бы ей никогда не пробираться тайком вниз по черной лестнице, не подслушивать, как убиваются, канючат и ставят себя в глупое положение тетушкины клиентки. Все это привило ей устойчивую невосприимчивость к любви, и, откровенно говоря, она считала, что вряд ли в этом смысле переменится.

Два года от Джиллиан время от времени приходили открытки с «обнимаю и целую» и «жаль, что тебя здесь нет», но без обратного адреса. У Салли за это время убавилось надежды, что ей что-либо светит в жизни, кроме стряпни блюд, в которых тетки не нуждались, да уборки в доме, где на дерево никогда не садится пыль.

Ей стукнул двадцать один год, другие в ее возрасте оканчивали университет или получали повышение на работе и с ним возможность переехать в свою квартиру; для нее же самым захватывающим событием было сходить в скобяную лавку. Салли могла провести там битый час, выбирая моющее средство.

— Мыть пол на кухне — какое лучше? Как вы думаете? - спрашивала она у продавца, симпатичного молодого человека, которого этот вопрос приводил в такое замешательство, что он просто указывал ей на «лизол». Роста продавец был почти двухметрового, и Салли не могла разглядеть, с каким выражением лица он направляет ее к предпочтительному изделию. Будь она чуточку повыше или же влезь на стремянку, которой пользовались, расставляя по полкам товар, она обратила бы внимание, что продавец глазеет на нее, разинув рот, как бы в надежде, что оттуда сами собой выплеснутся слова для передачи того, о чем он робеет заикнуться.

По пути из лавки домой Салли поддавала ногой встречные камешки. Следом за ней увилась стайка черных птиц, галдя и каркая о том, что она за нелепое существо, и Салли, хоть и съеживалась каждый раз, как они проносились над головой, не могла с ними не согласиться. Ясно было, какая ей предначертана участь. Век скрести полы, звать с огорода теток под вечер, когда для них слишком сыро и холодно, стоя на четвереньках, копаться в земле. Сменялись дни, все больше похожие друг на друга — до такой степени, что словно бы и вовсе не сменялись; она едва различала разницу между зимой и летом. Впрочем, для летнего времени в доме у Оуэнсов имелась своя примета — противная птица, вторжение которой нарушало их покой, и в этом году, как всегда в канун Иванова дня, Салли с тетушками поджидали воробья. Сидели в гостиной, готовясь встречать незваного гостя, и — ничего. Тянулось время, слышно было, как тикают часы в гостиной, и по-прежнему — ни слуха, ни трепыханья, ни оброненного перышка. Салли, которая почему-то боялась птиц в полете, повязала голову шарфом, но теперь увидела, что зря. Ни в окно, ни сквозь дыру на крыше, пропущенную мастером, птица не зале­тала. Не облетала столовую трижды, предвещая беду. Да­же не постучалась острым клювиком в оконное стекло.

Тетушки переглянулись в недоумении. Но Салли звонко рассмеялась. Ей, требующей во всем доказа­тельств, предъявили мощный аргумент: перемены все-таки существуют! Жизнь меняется! Год на год не прихо­дится, и один не похож на другой. Салли выскочила из дому и бежала, не останавливаясь, покуда не очутилась у входа в скобяную лавку, где с размаху налетела на че­ловека, за которого ей суждено было выйти замуж. При взгляде на него у Салли помутилось в глазах — чтобы не лишиться чувств, ей понадобилось присесть на край тротуара и свесить вниз голову, а продавец, этот кла­дезь познаний в области мытья полов на кухне, сел рядышком, хотя хозяин кричал ему, чтобы шел рабо­тать, поскольку к кассе уже выстроилась очередь.