Развод. С вещами на выход! - Айрин Лакс

совсем-совсем немного!

Но.… бабушки не стало ещё двенадцать лет тому назад, и тайну вишневого компота она унесла с собой. Сколько раз я потом ни старалась приготовить его — ни разу не вышло ничего похожего.

Поэтому о вишневом компоте оставалось только мечтать.

Я медленно поднялась и охнула — моя вагина ныла так, словно я каталась этим самым местом по крупной терке.

Распухшая, мокрая, со следами выделений.…

Оттраханная так, что даже сейчас фантомно ныла.

Вячеслава не было рядом.

Но, может быть, он находился в основном помещении.

Я медленно поползла в сторону санузла, осторожно присела на унитаз и помочилась с таким удовольствием, что можно было кончить ещё раз. Потом — в душ.

— Зверюга… — тихо возмутилась я, разглядев в крошечное зеркало следы засосов и синяков.

Особенно досталось груди: Вячеслав уделил ей неприлично много времени и вытворял такое, чему могли научить только в порно.

Немного придя в себя, я прошлась, все ещё веря. что найду своего пылкого любовника в других комнатах. Может быть, он встал и оставил меня на узком диванчике одну, чтобы благородно дать мне немного поспать?

Но тишина была такая, что стало ясно: никого, кроме меня, здесь нет.

Не было даже Шарика!

Я ещё раз проверила всюду, даже глупо заглянула в узкий шкаф-пенал.

Отдавала себе отчет, что Вячеслав в такой шкаф точно бы не поместился, но… надежда — такая надежда.

Отчаянная и глупая.

Но ещё и обидчивая.

Поняв, что Вячеслав слинял, я обиженно шмыгнула носом.

Огляделась и разозлилась, что он ушел.

И почему-то я знала, что Шарик вернется, а Бомж Вячеслав — нет.

— Ну и пожалуйста! Ну и не нужно! Решала?! Нет! Балабол! Воспользовался беззащитной доверчивой женщиной…

Я разозлилась и от обиды вынесла его цветы на улицу, выставила на мороз.

Но потом вспомнила всем набившие оскомину строки, которые, тем не менее, я очень любила:

Белые розы, белые розы — беззащитны шипы.

Что с ними сделал снег и морозы, лёд витрин голубых?

Люди украсят вами свой праздник лишь на несколько дней,

И оставляют вас умирать на белом холодном окне.

Цветы ещё пока были живые, и ни в чем передо мной не провинились.

В отличие от их дарителя!

Поэтому я занесла цветы обратно.

***

Как я и предполагала, Шарик вернулся, а Вячеслав — нет.

От Бомжа Вячеслава остался шикарный букет цветов, жуткое похмелье, саднящая вагина и сережка-пирсинг, по словам дарителя, не абы какая, а с целым бриллиантом…

Я забросила эту сережку в кошелек и никуда относить не стала. Не поверила, что там бриллиант.

Ведь Вячеслав обещал, что ещё на три дня задержится, но сам убежал, не прощаясь.

Чуть позднее я обнаружила, что он ушел не с пустыми руками…

Он украл один из моих скальпелей, которыми я работала!

Что за человек такой, разозлилась я! Зачем ему мой скальпель…

Уууу…

Вот мужики пошли: попользоваться, потрахаться и.… обобрать!

***

Вячеслав

— Егерь?! Я думал, ты всё… — старый друг округлил глаза. — По моргам звонить не стал. Сам же знаешь, когда за дело берутся серьёзные люди, то там искать бесполезно!

— Надеюсь ты не успел выпить за меня, не чокаясь?

— Нет.

— Пиздишь.

— Ну… — развел руками.

— Сядь, Тундра, не стой.

Старый товарищ ещё с времен контрактной службы носил позывной Тундра, так и называли.

— Выглядишь бодро.

— Явно не твоими молитвами и стараниями.

— Не надо было одному соваться. Я же сразу сказал…. Не нравится мне это дело.

Ну, говорил, да. Было дело. Но я же самый умный…

Или просто заигрался в самого умного.

Решил, что знаю все лучше всех и не сразу понял, что под видом очередного сложного заказа маскируется банальная желание конкурента устранить сильного игрока.

— Когда Малой сказал, что ты на связь вышел, я ушам своим не поверил.

Малой — потому что самый младший среди нас. Тридцать семь. Считай, пацан.

— Теперь веришь?

— Ага. В больничку нужно?

— Меня уже подлатали.

— Покажь, — разминает пальцы Тундра, в прошлом окончивший колледж на фельдшера.

Не то, чтобы он профи, но всё же…

— Неплохо, — одобрительно цокает языком. — Кто зашивал?

— Зашива-ла, — сделал акцент.

— Чё.… Медсестричку замутил?

— Ветеринаршу.

— Значит, песики, которых она зашивает, ходят с самыми аккуратными швами. Хорошая работа. Жить будешь.

— А то, бля, без тебя сомнения оставались!

— Чё за баба?

— Тебе скажи.

В паху стало горячо и тяжело. Такая, бля… Сочная, где надо. И ножки, как я люблю — не тощие палки, а приятные, с округлыми бедрами, выразительными икрами и аккуратными пальчиками.

Не время думать о таком, дела решать надо, однако мыслями заносит… И бля… Я бы там завис ещё…

С ней.

В ней.

Жаль, оторваться пришлось.

— Симпотная? — не унимается Тундра.

— Сойдет, — отвечаю нейтрально, чтобы не создать лишний интерес. — Дело есть, возьмись. Пробить нужно, чё да как. Реальная картина нужна.

Ида в детали погружаться не стала, но я чувствую, что там та ещё выгребная яма.

Выслушав, в чем суть, Тундра скривился.

— Ну и нахуй оно тебе надо? Своих проблем мало? Влипла и влипла. По своей же дурости. Таких историй — тьма! Сама, дура, виновата… Доверчивая.

— И чё? Если доверчивая, сразу до трусов нужно обобрать?

— Урок жизненный. Умнее будет.

— Воровать у бабы — это дно.

— Без лоха жизнь плоха. В данном случае…. Без лохушки.

— Завались. Сказал, работай. Значит, работай. Или Малому поручить? Ты чё-то старый стал, Тундра. Пиздишь много, ворчишь, как пень трухлявый.

— Я займусь. Ветеринарша, значит. И тебя, лося такого, зашила? Вот же дура бесстрашная! Мда.… Я бы не связывался с такой.

— А чё?

— А ниче! Сам подумай… Баба, которая со скальпелем на ты! Та, которая лихо кастрирует поросят и котов. Зазеваешься, разозлишь такую и… Хуяк! Без яиц проснешься.

— Я вижу, у тебя