Цена моей жизни (СИ) - Морриган Адалинда

-Я думаю, тебе и твоим людям пора уходить.

Добравшись до спинки стула, я наклоняюсь к его голове, и достаточно громко шепчу так, чтобы услышали все.

- Мы уйдём, но сначала:

Так же быстро, как атакуют змеи, я рукой беру в захват его шею, и сжимаю достаточно сильно, чтобы приостановить поступление воздуха.

- Говори, кто меня сливает.

Он начинает цепляться за мои руки. Это ничего ему не дает.  Из-за отсутствия воздуха растет давление, и его лицо становится темно-бордовым. Он задыхается, в его глазах появляется страх:

-Я не знаю. Анонимные звонки.

- Очень плохо. И знаешь, я тебе не верю.

Дотянувшись рукой до заднего кармана, я вытаскиваю свой складной нож из слоновой кости, и выдвигаю лезвие, и перерезаю ему горло.  Вероятно, должно быть печально, что я ничего не чувствую из-за того, что сделал это. Нет никаких угрызений совести, говорящих мне остановиться. Нет эмоций. Просто... ничего. Мой разум и я, абсолютно непринужденно делаем это кому-то, в ком мы уверены, что он виноват. Кому-то, кому надо преподать урок.Мы уходим из склада. Все что я хотел, сделал.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ За следующий час я наблюдал за тем как начиналась гроза, мелкий дождь медленно начал накрапывать.

Со временем дождь сильнее барабанил по лобовому стеклу моей машины. Я не мог выйти из машины, не хотел идти в это место. И когда очередной раскат грома раздался где-то на расстоянии, я собрался с мыслями и вышел.

Просто ушёл, оставив ключи в замке зажигания, пока сам быстро поднялся по ступеням к крыльцу здания.Прошел по коридору к восьмому номеру и медленно провел пальцем по табличке на двери: «Алексеева Людмила Витальевна ».

Я вошел в комнату, и женщина в кровати тут же села ровнее.

- Кто тут? Что вам нужно? Я подошел ближе, присаживаясь напротив её. Несколько минут женщина молчала, но затем начала говорить.

– Здесь недостаточно тепло, – сказала она. – Я всегда прошу дополнительные одеяла.

Я заметил, что она была укрыта четырьмя одеялами, а в углу лежала еще стопка сложенных пледов. Она все продолжала говорить и говорить, а я молча слушал.

- Видимо, я попросила так много, что какой-то анонимный спонсор присылает мне совершенно новые одеяла всякий раз, как прошу о них.А еще я ненавижу здешнюю еду, так что анонимный спонсор присылает мне питание каждый день. Но я все равно нечего не вижу. Не могу снова увидеть этот свет.

Боль в моей груди становилась почти невыносимой. Я ненавидел её. Я медленно ждал её кончины. У меня не хватает сил причинить ей боль, такую же как она причинила нам. И чем больше женщина говорила, тем больше я гадал, знала ли она, что была технически мертва. С каждым днем ухудшается ее состояние. Все из-за жадности, жажды и голода. Все ради ничего. Какая мать может продать своего ребёнка?

- Филипп?

- Филипп умер. Умер двадцать два года назад.

Я встал с кровати и направился к выходу. Она схватила меня за рукав. Хватка её рук была до сих пор сильна. Я помнил, что делали эти руки.

- Не смей трогать меня своими руками.

Уже у двери я услышал то, что много раз слышал из её уст.

- Прости меня...

Я ненавидел то, что видел свои собственные  глаза в её, что если бы кто-то стал к нам достаточно близко, то тоже смог бы заметить данное сходство. 

- Этому нет оправданий.

Когда я зашел во двор дома, я остановился. После событий этой ночи, я должен остаться один. Несколько секунд я стоял столбом — кажется, ноги мои просто отказывались двигаться. Полностью, без лишних предисловий, мой мир полетел в тартарары. Мои мысли унеслись в прошлое - к воспоминаниям, которые я похоронил глубоко в себе.Я опустил рукава и попытался заглушить в себе отголосок боли. Определенные моменты жизни лучше оставлять в тени. Подробности тут излишни. У меня нечего не было, теперь есть.

- Филипп — нежный голос, который я старался не вспоминать всю ночь.

- Не называй меня Филиппом, я Фил запомни. Почему ты не спишь?

- Позволь мне работать. Можно я вернусь в больницу? Я обернулся к ней.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

- Нет. Разговор окончен.

Я потер ладонью шею, а потом засунул руки в карманы. Закрыв глаза, она вздохнула и тихо заговорила. -

Я умираю в четырёх стенах. Мне скучно. Пожалуйста. Со мной никого нет. Ни утром, ни вечером, ни ночью. Мне даже выходить нельзя. Я живу тут неделю. Позволь мне работать.

Прямо на моих глазах ее сердце разбивалось - я увидел это. Море эмоций затопило эти нежные глаза, и по щекам ее заструились слезы, которые она даже не пыталась сдерживать.

-Ты должна быть рядом со мной.

- Ты бесчувственный, жестокий. Ты говоришь я должна быть с тобой. Но где ты? Тебя нет рядом со мной! Я не вижу тебя совсем.

Она направилась обратно домой. Я Схватил её за руку.

- На что ты готова пойти?

- Отпусти меня. У тебя нет прав на меня. Я буду умирать в твоей комнате.

Я изумленно всматривался в ее лицо, потрясенный тем, какой она оказалась на самом деле. Такая разная: взбалмошная, переменчивая, пылкая, абсолютно не сдерживающая своих эмоций.

Расстегивая на ходу рубашку, я направился прямиком в спальню.

Через пару секунд из ванны вышла Настя. Судя по выражению лица, она нервничала, но вслух ничего не сказала.

- Я позволю тебе работать.

- Что?

-Я хочу чтобы ты работала. - я медленно начал на неё надвигается.

- Что?

Ее глаза метнулись к моим губам, румянец на ее щеках потемнел. Я поднял руку и приподнял ее подбородок, чтобы увидеть выражение ее лица.

- Я позволю тебе работать. - Снова повторил я.

Ее глаза опустились на мой рот, и она облизнула губы. Я сомневался, что она заметила, но это зрелище немедленно подействовало на мой член. Она наклонилась вперед и прижалась губами к моим, закрыв глаза. Я предпочел бы, чтобы она держала их открытыми, чтобы у меня был шанс прочитать ее, но так как у меня не было выбора, кроме как верить, что она отступит, если что-то ее расстроит. Ее губы были очень мягкими, и давление было легким, почти несуществующим. Сопротивляясь желанию притянуть ее ближе и показать, как хорошо целоваться, я позволил ей контролировать себя.Через мгновение она, нахмурившись, отстранилась, ее кожа покраснела.

- Я... Я.

Я поймал ее губы своими, оказывая большее давление, чем она, и подтолкнул ее губы своим языком. Она без колебаний раздвинула их, и я нырнул. Ее вкус и мягкое тепло ее рта направились прямо к моему члену.

Она без колебаний подчинилась поцелую, следуя примеру. Она так легко уступила моим требованиям, так легко, что я знал, что она будет продолжать делать это, если мы двинемся дальше, и это заставило меня захотеть сделать именно это, но я сдержался. Я стал поглаживать ее по спине, по позвоночнику. Она издала небольшой звук в задней части горла, усиливая хватку на моем плече. Ее другая рука прижалась к моей груди, задевая сосок, и я поцеловал ее немного сильнее.

Двигая свободной рукой вверх, по ее спине, я хотел обхватить ее голову, но в тот момент, когда я коснулся ее шеи и мои пальцы скользнули в ее темные волны, она дернулась назад.Мои руки путешествовали по ее плечам, спине, бокам, касались ее груди, но пока не захватывали грудь полностью.

Секунда - и ее пижама, разорванная на две части, лежит на полу. Я провел руками по ее груди, задев соски, потом еще раз, еще, потом сжал ее, лаская розовые верхушки большими пальцами. Настя не отрывала от меня глаз. В них я с удивлением не обнаружил страха, только... восторг и желание?

Мои руки опять ласкали ее спину, уже обнаженную, но более смело, опускаясь все ниже и ниже, и, в конце концов, обхватили ее попку. Я слегка сжал ее, потом подхватил Настю снизу и приподнял, как бы подсаживая на себя. Она автоматически ухватилась за мою шею и обняла меня ногами, тихо простонав. Я понес ее к кровати и уложил, расцепляя ее захват.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

- Я... я хочу переспать с тобой. Но, пожалуйста, будь нежен. Я боюсь твоей силы.