Помощница по вызову (СИ) - Вознесенская Дарья

- Возможно, если бы наша Искра - сотрудница, которая привезла документы -  смогла вам объяснить все более подробно, не возникло бы недоразумений... - сам же замолкает.

Мнется.

Осознает, что и в этом был не прав. Полностью. Адрес мой дал  кому-то, хотя это запрещено, отправил девчонку без предупреждения… Самое странное, что я не о том сейчас думаю. О другом - Красную Шапочку  действительно Искра зовут. Это удивляет, но, почему-то, радует. Красивое имя, я не стал бы писателем, если бы не любил слово.

Но что-то и не нравится мне в его предложении... Понятно, что мне в принципе не может нравиться происходящее и их танцы с бубнами. Только слух режет не это.

“Наша Искра”.

С хера бы ваша?

Я не успеваю понять, что за странные инстинкты. В ответ на мое все еще многозначительное молчание  главный редактор вываливает, наконец, информацию. Что телефон у меня не работал. И потому решили все привезти лично -  не курьера же отправлять - кстати, было бы уместней. Их вина, конечно, что сотрудница оказалась нерадивой и не смогла толково объяснить, но они не имели в виду ничего плохого…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍"Нерадивая сотрудница"?

Тяжёлый шёлк волос. Сбитое дыхание. Тонкие запястья, стянутые моим ремнем. Сладость, с которой я успел соприкоснуться, но слишком мимолетно.

Наверное у меня взгляд меняется. Потому что редактор опять опасливо замолкает. И вдруг с облегчением взгляд на дверь переводит, в которую стучат. И  раздается тихое:

- Вы звали?

Девчонка в свете дня кажется бледной. И несуразной какой-то… Вчера на ней был бездарный костюмчик, но хотя бы с юбкой. Сегодня - слишком бесформенные брюки, ботинки грубые и широкий серый свитер. И очки на тонком носике, кончик которого вздрагивает, когда она замирает в проеме.

Неловкая - едва не споткнулась и на пол не полетела. Меня увидела. И еще больше побледнела. Держать лицо она не может... в отличие от меня.

Я неоднократно встречался в обществе с женщинами, с которыми спал - порой не один раз. Внутри ничего не дергалось. А от этой, с которой ничего не вышло - пусть начало было столь многообещающим - дернулось. Может потому, что не вышло?

И зачем ее позвали? Серьезно решили, что меня устроит такая… коза отпущения? Они полагают, что я идиот? А может Искра - способ вызвать во мне жалость или отвлечь? Я не собираюсь отвлекаться на женские прелести. И вообще, если всмотреться в нее, не сказать, что она  “прелесть”.  И не думаю я о женщинах в этом ключе. Женщины либо цепляют - либо нет. Вчера она меня зацепила. Привлекала самой возможностью делать все, что я захочу… Но сегодня, при свете дня, я чувствую лишь недоумение и вспышку ярости на главного. За то, что прикрывает свои ошибки девчонкой.

А Искру еще и потряхивать начинает. Как будто она меня боится или терпеть не может. Не смотрит прямо - на мои ботинки уставилась. И это тоже, неожиданно, злит. Да так, что вся муть с глубины души поднимается и хочется сделать что-то такое, чтобы всех здесь тряхнуло. Например, поставить ее на колени прямо сейчас. И челюсти разжать, трахнуть этот рот. Я же помню, какими мягкими были ее губы. Бля… Какого я об этом думаю?

- Ну здравствуй, Ис-скр-ра… - протягиваю многозначительно.

Глаза на меня вскидывает моментально. И тут я понимаю, что цепляет в ней. Вот этот взгляд, в котором сразу столько всего намешано, что хочется взять десертную ложку и смаковать по крошке. До-олго. 

Сзади меня  снова начинает свою песнь главный. Пытается внимание на Шапочку переключить, а той привить чувство вины.  За то, что она такая бестолковая, и "уважаемый писатель" вынужден был сам приехать в издательство за разъяснениями. А я смотрю на то, как она поджимает тревожно губы, как стискивает тонкие пальчики в кулаки, и ловлю себя на мысли, что даже рад этому шоу. Потому что её реакция означает, что нифига она не в сговоре с идиотами. Девчонка оказалась у меня по глупости. Меня Серым Волком назначила и убежала. И сейчас сбежать мечтает, не от меня - из кабинета. Хотя, кто уж здесь не прав, так это точно не она.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Я не нанимался ее адвокатом. А вот своим - да. Разворачиваюсь в бесячем своем кресле и следующие полчаса наслаждаюсь публичной поркой. И главного, и неглавного, и забежавшего “на огонек” менеджера по связям с общественностью, и юриста - хотя не садист ни разу. Наверное, столько слов, сколько я высказал за это утро, я не произносил и весь последний месяц. Но идиотская ситуация просто вынуждает меня говорить.

К тому же точно знаю - я могу работать с ними, а могу не работать. Последнее мне, в свете происходящего, предпочтительней. Понимают это, от того и пытаются спасти ситуацию.

Я давно взял на вооружение один принцип. Если вспомнить историю, Достоевскому намного  меньше платили за книги, чем Толстому. Потому что Толстой мог писать, а мог не писать. У графа были свои деньги, был титул, поместье. Он не жил с продажи рукописей, мог выставлять свои условия. А Достоевский, каторжник и игрок, не был свободен. Он нуждался в деньгах, издателе, продажах, всячески демонстрировал отчаянное свое положение. Потому ему доставались гроши - при том, что писать на износ приходилось.

Нельзя выпрашивать и слабость свою показывать, что ты в бедственной ситуации. Этим обязательно будут пользоваться.

- Печататься у нас не только выгодно, но и престижно! - продолжает делать хорошую мину при плохой игре главный, промокая лоб. Раскраснелся весь, его помощники не лучше выглядят...

Могу я считать, что уже отыгрался? Пожалуй, нет. Не хватает финальной росписи кнутом.

- Престиж и адекватность издательства сильно упали в моих глазах, - качаю головой и поднимаюсь. Все, цирк уехал.

- Но мы как-то можем это исправить? - подается мужчина вперед.

- Никак, - сообщаю с огромным удовольствием. - Мне не интересно… больше.

И хочу добавить, что планирую разорвать контракт, но снова взглядом за Искру цепляюсь.  Которая тоже здесь сидит все это время. На самом краешке стула. Молчаливая и бледная. И даже жаль ее становится - я-то уйду, а ей остаться придется.

Хотя какая жалость? Мне это не свойственно.

Как и то, что я выдаю дальше.

Чертов эгоист

Он - чертов эгоист. Самодовольный. Чужой.

Не то чтобы я раньше его знала - думала, что знала. И вообще слишком много о нем думала… Сейчас до меня окончательно доходит. Самоуверенная сволочь, вот кто этот Поздняков. Но размышлять об этом не стоит.  Где-то я читала - и согласилась ведь тогда - что если ты не можешь человеку в лицо сказать гадости,  не думай их. Это трусость. Хотя я кто? Трусиха. Разве рассказала, что произошло вчера? Возмутилась тем, что на меня всех собак пытаются повесить? Хоть кому-то возразила? Нет.  И от этого тошно.  А еще от того, что я невольно продолжаю любоваться Поздняковым.

Привет, я Искра, и я идиотка.

Но он такой… острый. Уверенный. Глаза сталью поблескивают. А все те, кто ходит по издательству задрав нос, сейчас едва ли не на задних лапах перед ним отплясывают.

Поздняков наотмашь бьет словами не только в своих книгах, но и вслух  может. Колет до кровавых отметин - а сам при этом будто не пачкается. И я не могу не восхищаться. И не могу не хотеть его…  Да-да, как обычная человеческая самка, которая из всех присутствующих мужиков старается выбрать самого сильного и статусного. Таков биологический закон. Чем больше силы, выше статус у самца, тем вероятнее, что он сможет прокормить и защитить будущих детей.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

А кто здесь самый главный самец, понятно даже без розовых очков.

Отвращение к себе самой чувствую. Весь цивилизованный налет куда-то девается в присутствии Позднякова. Ужасно это. А еще возбуждение чувствую. Что-то стреляет внизу живота - нош-па не поможет. Щеки горят, ладони потеют, а коленки до одури сжать хочется. Или раздвинуть…

Черт. Я с ума схожу. Думала, меня вся эта биология не касается. Что помани какой-нибудь миллионер-принц-знаменитость, я только недоуменно бровь вздерну. Я же видела привлекательных богачей, даже общалась с ними - по работе, через отца, у которого были разные клиенты. Но никогда не вела себя как… животное.