Моя любовь, моё проклятье (СИ) - Шолохова Елена

И тут Ремир со страхом осознал: Макс ведь это тоже видел. Видел его, Ремира, вот таким. Какой позор… Позорище! Как теперь в глаза ему смотреть? И он ведь даже ни словом не обмолвился. Ещё и предлог благовидный придумал: помощник ему, видите ли, понадобился. Чувства щадил. А ведь на самом деле из-за этого снимка он и примчался с утра пораньше.

От грехопадения решил оградить? Хотя вряд ли. Макс сам-то далеко не праведник. И последний год постоянно бесил своими шуточками на эту тему и непрошенными советами знатока пик-апа. Стоп, или Макс что, думал, он с отчаяния в Байкале утопится? Как же! Скорее, сволочей этих утопит. Внутри снова пекло от ярости и невыносимого стыда. С яростью проще — и Назаренко, и Горностаева ещё ответят за свою паскудную выходку. А вот со стыдом что делать? Скоро Макс вернётся домой, и как они будут теперь?

Ремир захлопнул крышку ноутбука, напрочь забыв, что хотел посмотреть в сети. С психу скинул со стола кружку, которую не заметил, когда прибирался в зале. Она глухо стукнула о пол и даже не разбилась. И это вдруг окончательно его добило. Таким вдруг беспомощным и одиноким он себя почувствовал, что обессиленно опустился на пол и затрясся от беззвучного плача.

***

Астафьев вернулся не в шесть, как обещал, а сильно позже. Готовил по дороге извинительную речь, прикидывая, что лучше, сослаться на работу или сказать правду: со своей девушкой отношения выяснял. Он её просил понять, повременить немного и пока не съезжаться, как оба накануне планировали, ну и проиграл по всем фронтам. Три часа нервного трёпа, и итог печален: остался без девушки, без отношений, зато с психованным подростком на шее. Впрочем, пацан ему всегда нравился. Заносчивый, конечно, сверх меры, ершистый, чуть что — в бутылку лезет, трудно с ним. Но зато нет в пацане изворотливости, приспособленчества и всяких тупых понтов. И голова варит — в этом Макс уже давно убедился. Ну и главное, не мог он отвернуться от Ремира после всего, что сделал для него Ильдар.

Сейчас бы выпить, ну или хотя бы просто поделиться, излить душу. Но не с Ремирчиком же душевные беседы вести. Так что, поразмыслив, Макс решил, что как-нибудь перетерпит, а Ремиру лучше снова соврёт, как бы тяжко ложь ни давалась. Ибо напоминать сейчас пацану про девушек — это как на свежую рану соль.

«Я вернулся!», — зайдя домой, прокричал Астафьев как можно бодрее.

А пацан, как оказалось, крепко спал, раскинувшись пятиконечной звездой на его кровати.

«И хорошо», — обрадовался Макс. Врать он не умел патологически. Правда, самому пришлось сложиться эмбрионом на диване, но что поделать. Не под бочок же к звезде пристраиваться. А проснулся утром, разлепил глаза и аж вздрогнул, наткнувшись на немигающие чёрные глаза. Ремир сидел в кресле напротив и неотрывно буравил его, спящего, взглядом.

— Блин, — охнул Макс, — нельзя же так. Человек со сна не готов к такому стрессу. Я так и заикой могу остаться.

— Что, пожалел меня? Поэтому примчался? — зло спросил Ремир и чуть прищурился. И это его «пожалел» прозвучало как обвинительный приговор.

— И тебе доброе утро, — усмехнулся Макс, откидывая плед. — Блин, как работать-то теперь? Рук-ног не чую, шея вообще не поворачивается. Всё затекло.

Макс демонстративно покряхтел, поводил плечами, растёр затылок, выгнулся, понаклонялся влево-вправо. Всё это время Ремир не проронил ни слова, продолжая испепелять его угольным взглядом.

— Ладно, Рем, что за истерика? Ну да, видел я твою порнушку. Подумаешь! Я и не такое в жизни видел. Мне правда надо, чтобы ты работал со мной, а не терял время в этом дурацком лагере. И тебе это надо — через два-три года ты можешь возглавить компанию отца и параллельно учиться на заочном, так что вливайся уже сейчас. Я просто подумал сначала, что ты там отдыхаешь, тебе там нравится, вот и стыдно было дёргать. А увидел вот это, — Макс кивнул на ноутбук, — так даже и обрадовался. Решил, что теперь можно со спокойной совестью забрать тебя сюда.

Ремир всё так же молчал, но агрессивной насторожённости в нём заметно поубавилось.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Ну, чего? Так и будешь истуканом сидеть или перекусим и выдвигаемся?

Уже в машине Астафьев огласил повестку дня:

— Заскочим сперва в офис — через полчаса планёрка, дрюкнем технарей и поедем по объектам: Мегет, Саянск, Усть-Кут… Работы у нас невпроворот!

Ремир почувствовал, как постепенно отпускает напряжение, в котором он пребывал все последние дни. Да, пожалуй, и недели. Просто потом оно достигло критической точки, и если б ещё чуть-чуть, то последствия могли быть совершенно непредсказуемыми. А сейчас ощущение было такое, словно одно за другим лопались стальные кольца, сжимавшие грудь, и клетки постепенно наполнялись живительным кислородом.

— Спасибо, Макс, — выдавил Ремир, не уточняя, за что именно он благодарит Астафьева.

Глава 3

Наше время

С утра первым делом Ремир не почту проверил, не список задач просмотрел, не документы на подпись взял, а вновь открыл резюме Горностаевой. Вчера он так опешил, что толком его и не разглядел. Хотя там, в принципе, рассматривать было особо и нечего. Всё скупо и неинтересно, даже скучно. Будь это кто другой, Ремир и секунды бы не думал — сразу отбраковал. А тут вчитывался, ещё и мысленно комментировал.

Родилась двадцать второго мая девяносто второго.

«Ровно на полгода старше меня, без трёх дней».

Однако ж он, получается, и не знает о ней ничего. Хотя чего уж, главное-то как раз знает.

Адрес… Новоленино…

«У-у, далековато забралась, — удивился Ремир. — Да ещё район — отстой».

Телефон… Электронная почта… Училась в институте экономики, права и управления…

«С чего это она шесть лет училась? Вроде же пять должна. Кажется, сисадмин наш там же учился и в то же время».

Опыт работы…

«Да уж, опыт знатный. Какая-то мутная ОООшка. Кем-кем? Офис-менеджером. Угу. Секретаршей, короче. А точнее — секретуткой. Вот даже нисколько неудивительно».

Навыки: английский язык, MS Оffice…

«И всё? Скромненько. Прямо кладезь навыков!».

Личные качества…

«Вот это уже интересно. Ну конечно же — обучаемая, стрессоустойчивая, коммуникабельная. Что же ты главного о себе не написала? Распутная, циничная…».

В девять ноль пять, легонько постучав, в кабинет вскользнула Алина, держа перед собой серебряный поднос. На нём дымилась чашечка кофе.

— Ваш кофе, Ремир Ильдарович, — нежно проворковала секретарша и поставила поднос на журнальный столик.

Ремир непроизвольно вздрогнул и еле подавил порыв свернуть окно. Тут же мысленно отругал себя: что ещё за глупости? Как будто это так странно, что он читает резюме соискателя. Да это более чем естественно. А всё равно чувство было такое, словно его застали врасплох за чем-то неловким.

Он угрюмо кивнул. Алина вышла и спустя минуту вернулась с бумагами на подпись.

— Положи в лоток, позже просмотрю.

Она зачем-то не ушла, стояла, выжидала. Ремир вопросительно выгнул бровь, мол, что? Но Алина только улыбнулась, совсем слегка не то поклонилась, не то присела и повернулась к дверям.

— Постой, — вдруг в голову ворвалась дурацкая мысль. — Вызови ко мне Жмурова.

— Ко времени или прямо сейчас? — уточнила Алина.

— Сейчас.

Как только дверь за секретаршей затворилась, Ремир досадливо скривился. Вот это зачем сейчас было? Кто его дёрнул за язык вызвать Жмурова? Что вообще с ним такое? В детство вдруг впал? Слать надо эту Горностаеву ко всем чертям, а не разыгрывать из себя Хитклиффа. Резюме её удалить, всё забыть и жить дальше. Ну, можно помочь себе немного для начала, ладно уж — пропустить по пиву с Максом вечерком. И больше не думать уже об этой Польке, не вспоминать то, что и вспоминать-то не хочется. И вообще, может ведь такое быть, что она по малолетству так дурила, а сейчас…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

В дверь постучали, и на пороге возник неуверенно переминающийся с ноги на ногу Жмуров, сисадмин.