Елена Купцова - Смерти нет

— Ты — чудовище!

— Неправда. Неправда. Сама подумай, что мне было делать? Ты давно уже меня схоронила, с тобой этот твой антрепренер, Голдберг. Просто не отходит. У тебя ребенок, наконец! Я не хотел больше портить тебе жизнь. Мне казалось, что ты счастлива, устроена. Карьера расцветает. Зачем тебе воскрешать прошлое?

— И ты готов так легко меня отдать?

— Нет, иначе не таскался бы каждый вечер в «Атенеум», не дежурил бы у выхода, не провожал бы тебя домой. Хочешь начистоту? Я не знал, как поступить. Не хотелось быть эгоистом. Не хотелось…

— Володя, Володя! Этот ребенок твой.

— Повтори, что ты сказала!

— Лизанька — твоя дочь. Практически единственное, что я забрала с собой из Москвы, из России.

— Господи, Марго, любимая моя! Да я и помыслить не мог!

— Не мог… — Марго ощутила горький комок в горле. Слезы подступили к глазам. — Не хотел быть эгоистом. Понимаю.

Она отвернулась от него, не хотела, чтобы он видел, что она плачет. Володя молчал, только тихо-тихо водил пальцами по ее обнаженной спине, по плавным изгибам позвонков, по нежной бархатной коже. И от прикосновения этих пальцев горечь уходила, растворялась, уступая место совсем другим чувствам. Какая разница, что было с ними раньше? Главное, что сейчас он рядом, он любит ее, он хочет ее и только ее. А она? Что за вопрос! Ни один мужчина никогда не будет иметь над ней такую неограниченную власть. А она, независимая, свободолюбивая, как необъезженная кобылица, ничуть этой властью не тяготится. Добровольное упоительное рабство, вот что такое любовь!

— Наверное, это — любовь! — шепнула Марго. — Целуй меня скорее, люби меня. Я просто изнемогаю от любви.

За окнами давно уже стемнело, а они все лежали на ковре перед камином, не размыкая объятий. «Наконец-то счастье вернулось ко мне, — думала Марго, уютно прижимаясь щекой к его груди. — Оно долго блуждало где-то, но все же нашло меня. Значит, все не напрасно было».

— Где же ты блуждало, счастье мое?

— Далеко. Чтобы не заблудиться, шел за звездой. Звездой по имени Марго. За ней шагнул за борт Соловецкой баржи, за ней продирался через карельские леса, за ней переходил вброд ледяные реки.

— Расскажи.

— Ну чё, надо бы настоящую баньку истопить, а то как бы ты, болезный, лихоманку не подхватил. Помою тебя, попарю, глядишь, и поправишься совсем. Банька она от всех хворей.

— Спасибо тебе, Настасья. Никогда не смогу тебя отблагодарить за все.

— Ой, скажи! — Настасья ухмыльнулась и игриво толкнула его в бок кулаком. — Может, помилуемся? Ребеночка мне заделаешь, а? А то ты мужик справный, на наших-то на круглоголовых непохожий. Друга совсем порода.

— А муж-то твой что скажет, коли ребеночка ему родишь не в мать, не в отца, а в проезжего молодца?

— Прибьет, поди. Да шучу я, не боись. Скидай свои одежки, я их в печке пожгу.

— Она меня на другой день свела с охотником местным. Он как раз уходил в леса, вот я с ним и увязался. Не просто так, сговорились, что вся моя добыча ему достанется, а он меня через финляндскую границу переправит. Ты же знаешь, стреляю я изрядно. Места там дикие, непролазные, власти, считай, никакой нет. Потом уж из Финляндии добирался до Лондона. Корабли разгружал, в портовом кабаке пиво разносил, чего только не делал, но до Лондона добрался. До Нелли с Диком.

— Кстати, — всполошилась вдруг Марго. — Они, наверное, сейчас вернутся. Вечер уже. Надо скорее привести комнату в порядок. Да и себя тоже.

— Этот дом целиком в нашем распоряжении. Нелли с детьми на отдыхе в Спа. Дик уехал по делам в Шотландию. Но одеться нам все же придется. — Володя ответил улыбкой на ее непонимающий взгляд. — Ты что, не хочешь меня с дочкой познакомить? Ай-ай-ай, миледи, как, оказывается, легко заставить вас забыть свой материнский долг!

Невероятно! Они снова идут рядом, бок о бок, соприкасаясь плечами. Он держит ее под руку, как драгоценную статуэтку. Они в любую минуту могут остановиться и поцеловаться. Не то чтобы они это делали, нет, зачем же так шокировать публику. Но от мысли, что это возможно, начинала кружиться голова.

— Куда мы идем? Через парк гораздо короче.

— Я знаю, где ты живешь, — отозвался Володя. — Не одну ночь провел под твоими окнами.

— Ты все врешь!

— Зачем мне? Могу рассказать тебе в подробностях, какого цвета гардины в каждой из комнат. В первой справа вишневые, потом темно-зеленые, потом…

— Хватит, хватит, — смеясь, воскликнула Марго. — Верю!

— Меня мучает вопрос. То есть, когда я стоял и мок внизу, меня просто изводил вопрос, какого цвета гардины в твоей спальне. Я просто с ума сходил от этого, можешь поверить?

— Могу. А как ты сам думаешь?

— Персиковые. И я стоял и медитировал на эти персиковые гардины и видел уже реально, как светится опалом твое тело на фоне этих персиковых гардин, черт их побери совсем, а потом в окне появлялся этот твой Голдберг с рогами фавна, и я умирал.

— Чушь! Сэм никогда не был в моей спальне, ну, может быть, только когда показывал мне квартиру в самый первый день. И вообще, он тебе понравится, я уверена. Он просто уникум! Так куда мы идем? Может, хватит мне зубы загова…

Марго осеклась. В большом окне, к которому подвел ее Володя, она вдруг увидела «Русскую Нефертити», точную копию той, что осталась в Праге охранять покой ее убитых друзей. Эта была побольше и выполнена с большим мастерством, но это, безошибочно, была она, Марго. Ее гордо поднятая головка, летящие волосы, огромные миндалевидные глаза.

— Я выставил ее здесь, как маяк. Вопреки разуму надеялся, что ты однажды увидишь ее в окне и войдешь. Просто так уповал на чудо.

— Что здесь?

— Моя мастерская и при ней небольшая галерея скульптуры. Гришка, сам того не сознавая, определил мою жизнь. Оказывается, я действительно скульптор, и весьма успешный. Но сюда мы придем завтра. А сейчас…

— К дочке, — закончила за него Марго. — У нее твои серые глаза.

— Ничего, не горюй. Твои глаза достанутся тому, кто родится следующим. Когда мы вместе, может быть только жизнь. Смерти нет.

Примечания

1

Дорогая (арм.)

2

Очаровательно! (фр.)