Пэт Конрой - Принц приливов

— Признать свою вину — это всегда требует от человека мужества. Я доволен, Том, что ты сделал шаг навстречу, и мы общими усилиями разрядили атмосферу. Я буду молчать. Уверен, и ты тоже. Рад, что имел возможность лучше тебя узнать. Молодежь меня всегда интересует. Она — наше будущее. Да, будущее этого города.

— До свидания, Том. Был рад общению, — подал голос Тодд, стоя за отцовской спиной.

— До свидания, Тодд.

— Всего хорошего, Рис. Тодд, дорогой, до свидания, — попрощалась моя мать.

От выпитого вина и получасовой беседы с Рисом Ньюбери ее слегка пошатывало. Когда мы отошли на полквартала, мать заметила:

— Еще раз убедилась, что была права: самые успешные люди всегда являются самыми обаятельными.

— Том, зачем мне эта история? — спросила доктор Лоуэнстайн.

Наша встреча вновь проходила в ее кабинете и продолжалась почти час.

— Она никак не связана с Саванной. Теперь мне намного понятнее, почему вы стали таким, но при чем тут ваша сестра? Ведь когда мистер Ньюбери ударил вас, ее не было рядом.

— Саванна единственная, кто знал правду. Отцу и Люку я и словом не обмолвился. Боялся, что они подкараулят Ньюбери и переломают ему ноги. А Саванне я открылся в тот же вечер. Мы засиделись допоздна, пытаясь понять, что все это значит.

— Но случившееся затронуло ее лишь косвенно. Наверняка сестра вас пожалела. В этом я не сомневаюсь. Она испытала те же боль и унижение, однако прямого воздействия это происшествие на нее не оказало.

— Не совсем так, доктор. В определенном смысле этот эпизод очень важен для моей сестры. Пока вам это трудно понять, но я стараюсь излагать короче, убираю те события, которые имеют отношение лишь ко мне. Только сейчас все стало представляться мне взаимосвязанным. Части головоломки начинают складываться воедино. Такое ясной картины у меня еще не было.

— Но вы не делитесь этой картиной со мной. Связующие нити лучше не оставлять на потом, а говорить о них сразу. Понимаю, зацикленность вашей матери на социальном статусе сильно повлияла на Саванну. Примеров вы привели более чем достаточно. Но как связана Саванна с семейством Ньюбери?

— Моя мать писала вам?

— Да. Сразу после нашего первого телефонного разговора.

— У вас сохранилось ее письмо?

Доктор Лоуэнстайн выдвинула ящик картотечного шкафа возле рабочего стола и достала конверт со знакомым почерком.

— Вот. Очень приятное дружелюбное послание.

— Мать это умеет. Она прекрасная сочинительница. Дар Саванны родился не из пустоты. Вы обратили внимание на обратный адрес?

— Письмо отправлено из Чарлстона, — сообщила Сьюзен, вертя в руках конверт.

— Больше вы ничего не заметили?

— Больше там ничего и нет, — недоуменно пожимая плечами, ответила Сьюзен.

— Есть, доктор, — заверил я.

Глава 10

Я стоял в Центральном парке и смотрел на белого медведя, достойно переносившего июньский зной. За моей спиной высились небоскребы, огибавшие парк с юга. От них тянулась громадная тень, она накрывала собой почти всю площадь зоопарка, однако ее прохлада ненамного облегчала участь животных. В небе между зоопарком и отелем «Шерри-Недерланд» парил одинокий голубь. Посетители зоопарка даже не заметили, как с высоты двухсот футов на голубя камнем упал ястреб. Растопыренные когти хищника вонзились в голубиную спину. Хрустнули косточки; на клетку с бабуином упали перья. Наверное, голубь, как и я, думал, что жизнь в Нью-Йорке убережет его от ястребов, но город оказался неистощим на сюрпризы. Не знаю почему, но, проходя через зоопарк, я каждый раз рассчитываю увидеть диковинных зверей, смотрящих на меня из сумрака клеток. Например, единорога, точащего завитки своего рога о прутья решетки. Или огнедышащих драконов, сжигающих газеты, что вечно валяются в проходах между клетками. Но вместо этого мой взгляд натыкается на ланей, пугливо царапающих копытами утоптанную землю, и оцелотов, занятых ловлей манхэттенских блох в своих нарядных шкурах.

Я шел в парк, где у меня была назначена встреча с сыном Сьюзен Лоуэнстайн. Я выбрал наиболее короткую дорогу. По пути я то и дело задирал голову, ожидая увидеть еще одного ястреба, но видел лишь небоскребы.

Бернард Вудруфф уже ждал меня под молодым дубом. Он жил неподалеку, в одном из богатых домов у западной границы парка. Приблизившись, я отметил, что мальчишка унаследовал от матери живое миловидное лицо, однако нос ему достался отцовский. Бернард оказался выше, чем я ожидал. У него были длинные изящные руки. Сейчас, когда он стоял, его пальцы почти достигали колен. Худощавое лицо украшала копна великолепных черных вьющихся волос. Но меня сразу насторожило выражение лица Бернарда. Мальчик едва сдерживал свое презрение. Характерная для подростков оттопыренная нижняя губа, нарочитое пренебрежение и легкая усмешка. Часто мальчишки, не отличающиеся силой, прячут за такой усмешкой свои страхи и неуверенность. Бернард старался казаться эдаким тертым манхэттенским парнем, уличным бойцом, закаленным в потасовках. По его понятиям, я уже был старым. Старый тренер, воспитавший несколько поколений таких ребят. Мы еще не сказали ни слова, но где-то в глубине темных глаз Бернарда я увидел отблески ночных молний и услышал отдаленные раскаты грома — отзвуки его маленькой войны с большим миром.

— Привет, Бернард! — крикнул я издали, чтобы не напугать его своим появлением. — Я Том Винго.

Парень лишь устремил на меня скучающий и недоверчивый взгляд.

— Я так и подумал, что это вы, — произнес он, когда я с ним поравнялся.

— Как дела? — поинтересовался я, протягивая руку.

— Лучше не бывает.

Бернард смотрел не на меня, а поток автомобилей за пределами парка. Пожимать мне руку он не собирался.

— В такой день приятно погонять мяч. Согласен?

— Можно, — недружелюбным тоном отозвался мальчишка.

Наша первая встреча явно не обещала быть легкой.

— Давно ждешь? — уточнил я.

— Порядочно, — ответил он не столько мне, сколько машинам.

— Понимаешь, я заблудился, — сознался я. — Всегда теряюсь в Центральном парке. И всегда он оказывается больше, чем в прошлый раз.

— Никто и не просил вас сюда приходить, — огрызнулся Бернард, удостоив меня коротким взглядом.

— Ошибаешься, тигренок, — возразил я, понижая голос. — Твоя мама просила.

Я начал уставать от неуклюжих дерзостей Бернарда.

— Она заставляет меня делать то, чего я не хочу.

— Неужели?

— Да, — лениво процедил Бернард. — Представьте себе.

— Не желаешь, чтобы я тебя тренировал?